Паевая приватизация не панацея, дагестанские собственники беззащитны — репортаж КАВПОЛИТа из Нижнего Казанища.

Председатель фермерской ассоциации «Талги-1» и депутат сельского собрания Нижнего Казанища Осман Амирханов в течение месяца столкнулся с нарушением своих прав сразу в трех плоскостях — и как предприниматель, и как политик, и как гражданин. В мае Амирханова выдворили с собственного земельного участка власти Махачкалы, а в июне администрация села фактически лишила его избирательного права. Ни наличие необходимых документов, ни членство в «Единой России» ему не помогли. Более того, на депутата попытались оказать физическое воздействие.
Корреспондент КАВПОЛИТа отправился разбираться в ситуации в Нижнее Казанище, где ему рассказали, как отличить рабов от свободных на мусорной свалке и объяснили, почему село нуждается в «хорошей крови».

Возвращаясь к напечатанному

— Вот мы, можно сказать, на месте происшествия, — указывает на небольшую кучу песка и разбросанные камни Осман Амирханов. Его историю КАВПОЛИТ описывал два месяца назад в статье «Вагонные споры Махачкалы и Буйнакского района».

Злоключения фермера продолжились. И в этот раз мы едем в Нижнее Казанище, где нас ждут общественники, чтобы рассказать о ситуации «в самом большом селе на Северном Кавказе, а может, и в России», как позже мне представит свою малую родину один из собеседников.

Ненадолго сворачиваем к «месту происшествия», поскольку последние события в Нижнем Казанище, так или иначе связаны с «вагонными спорами».

В конце мая, напомним, представители управления архитектурно-строительного надзора столицы Дагестана и администрации Ленинского района попросту выдворили Амирханова с участка, оформленного на его имя. Силовую поддержку городским властям оказывали сотрудники правоохранительных органов и общественные активисты поселка Талги, близ которого и находятся 50 га земельных паев членов ассоциации.

Документы фермера на незваных гостей не произвели никакого впечатления. Свои действия чиновники объясняли тем, что территория принадлежит Махачкале, а не Буйнакскому району, где в 2011-м была оформлена «зеленка» на основании постановления 1993 года о выделении участка с правом пожизненного наследуемого владения. В тот день Амирханов с удивлением узнал, что каким-то образом городу отошли 1700 га районных земель.

Все закончилось тем, что «незаконно построенный» вагончик погрузили на «длиномер» и увезли в неизвестном направлении: по сей день фермер не может добиться внятного ответа, где находится его имущество.

— На первых порах думал индюков развести, потом планировали производить мясомолочную продукцию. Здесь даже зимой трава зеленая, нигде такого нет. Под боком миллионный город, — Амирханов машет в сторону горного хребта, за которым находится Махачкала.

Талгинская долина — место для земледелия не самое подходящее, но для животноводства в самый раз. Участок, на который претендует ассоциация, окружен горами, рядом проходит трасса.

— Администрация нашего Буйнакского района выдавала им разрешения на строительство этих домов, — говорит Осман, пока я рассматриваю в объектив фотоаппарата поселок Талги. — А теперь они против нас идут! Мы, заявляют, халал вам не даем. Да кто вы такие, чтобы нам халал давать!

Эти земли принадлежат казанищенцам, настаивает Амирханов: «В советское время их отдали во временное пользование — под отгонные пастбища. В 1990-е годы срок договора истек. Но тут начался беспредел»…

По пути из Махачкалы в Талги мои спутники — помимо Амирханова, это депутат сельского собрания Осман Асельдеров и научный сотрудник ДГОМ Атагиши Муртазалиев — уже обрисовали в общих чертах историю селения. Картина получилась следующая.

Вырос поселок неподалеку от построенного в конце 1950-х — начале 1960-х бальнеологического курорта. Непосредственно под лечебницу ушло 30 га казанищенских земель. Еще около 400 га — отдали под подсобное хозяйство санатория, но эти земли так и не освоили и вскоре их вернули Нижнему Казанищу. При этом примерно 800 га было отведено под кутан колхоза Гонодинский Гунибского района.

Помимо гонодинцев долину стали заселять жители села Кадар Буйнакского района. Первыми там построились родственники сторожа санатория. Постепенно кадарцев становилось все больше, и у них, естественно, начались трения с гонодинцами.

В 1990-х поселение получило статус, его главой стал кадарец. Поговаривают, что кадарцев поддерживал экс-мэр Махачкалы Саид Амиров. За их оппонентами в борьбе за ресурсы стоял уроженец Гоноды, бывший глава МВД по РД Адильгерей Магомедтагиров.

Как известно, в 2006-м его кортеж взорвали как раз на подъезде к Талги. В тот раз погибли три милиционера, сам министр не пострадал. Но в 2009-м пуля снайпера все же настигла высокопоставленного силовика.

«Министра больше нет, Амирова посадили — земля остается за Гонодой в статусе кутана, министерство земельных и имущественных отношений незаконно продлило им договор аренды. Незаконно, потому что именно этот кутан в перечень земель отгонного животноводства не вошел, он остается в собственности Буйнакского района», — утверждают мои собеседники.

Во время паевой приватизации в 1993-м более тысячи казанищенцев получили свидетельства на участки в Талги — всего свыше 3000 га. 20 человек решили объединить свои паи по 2,5 га в общее хозяйство, зарегистрировали ассоциацию фермеров, получили свидетельство на 50 га… Что из этого получилось, мы уже пересказали.

Сырьевая экономика в действии

Возвращаемся на трассу. «Сейчас я тебе кое-что покажу, — обещает Осман Амирханов. — Ты, наверное, такого никогда не видел».

Не успели толком разогнаться — остановка. У подножья горы Кукур-тау виднеется черное пятно.

— Пойдем, — зовет меня Осман. — Это у нас нефть сама проступила.

Выходим из машины. Я и вправду впервые вижу нефтяной источник. Большая черная лужа, из которой, по словам казанищенцев, черпают горючее ведрами.

— Они [чиновники] чуть эту гору не продали, представляешь? — возмущается Амирханов. — 1500 га хотели выставить на аукцион. Хорошо, мы вовремя узнали, собрали общественность, не дали им провернуть махинацию. А потом тут нефть проступила. Знали ведь, наверно…

— Целую гору хотели продать! — качает головой Осман, усаживаясь в автомобиль. — До сих пор в голове не укладывается. А эта гора, как мне сказали ученые, — памятник природы. Здесь уникальная флора и редкие насекомые водятся. Они у меня спрашивают: «Как же вы, казанищенцы, допускаете, что такое место уничтожают»? Дальше увидишь, что они с горой делают.

Снова дорога. Огибаем Кукур-тау — за поворотом ее подножье тонет в облаке пыли. Кажется, кто-то прямо сейчас вгрызается в местами еще зеленую гору. Большая часть ее срезана. Машины с грохотом добывают в карьере щебень и мел. Сырьевая экономика во всей красе.

Никаких комментариев со стороны казанищенцев. Прошу остановить машину, чтобы сделать снимки — и после короткой остановки молча продолжаем путь.

Осман Амирханов оживляется лишь когда справа по курсу появляются трубы газопровода.

— Это магистраль Моздок — Казмаляр, — поясняет он. — Здесь еще в прошлом году вместе с трубой высоковольтную линию электропередачи провели. Тоже столько всего наобещали нам, когда начинали строить: питьевую воду, бассейн, спортивный зал — ничего не сделали. Испортили столько нашей земли — и где теперь их обещания?

Последняя остановка — перед въездом в Нижнее Казанище. Мне показывают гору, под которой спрятался маленький домик. Рядом установлен информационный щит: «На этом месте размещался дворец — резиденция дагестанских шамхалов».

Чуть ниже можно было разглядеть старинный каменный мост. Но, к сожалению, заметил я его поздно, а возвращаться уже не было времени.

— Какого века мост? — спрашиваю у казанищенцев.

— Точно не знаю, но очень старый, — отвечает Атагиши Муртазалиев. — Наверное, ровесник дербентской крепости, а может, и старше. Но сейчас говорить об этом у нас не принято.

Предвыборная борьба

В Нижнем Казанище мы останавливаемся в доме Османа Амирханова. Пара телефонных звонков — и к нам присоединяются еще два фермера: Магомедрасул Абдулатипов и Малик Ирбаинов.

События, из-за которых, я, собственно, и приехал сюда, разворачивались в кабинете главы села Мустапы Казакова. Там на Османа, по его словам, накинулись сам глава и его заместитель Камиль. Не сказать, что сильно избили, но Амирханов пошел на принцип, зафиксировал побои и подал заявление в полицию.

— Какой инцидент? — будет удивляться на следующий день Мустапа Казаков.

— Тот, из-за которого Осман Амирханов подал на вас заявление. Хотелось бы узнать вашу точку зрения.

— Не было никакого инцидента. Приезжайте сюда, если хотите поговорить. Почему я должен вам отвечать по телефону?

Встречный вопрос: «А почему я должен к вам приезжать?» — прозвучать не успел, на том конце провода бросили трубку.

— Да, было заявление, — это уже дознаватель отдела МВД по Буйнакскому району Айнутдин Мамаев, которому я тут же звоню, чтобы проверить информацию. — Мы направили материал в мировой суд Буйнакского района, потому что, когда [противозаконное действие] совершено в отношении депутата, дело рассматривается в общем порядке. Если бы депутат совершил, то этим занималась бы прокуратура.

Вот и все, что удалось разузнать у представителей власти. И раз уж глава села говорить отказался, придется полностью довериться рассказу казанищенцев, собравшихся в доме Амирханова.

Как бы странно это ни звучало, потасовка в кабинете Казакова стала прямым следствием накала предвыборной борьбы. Дело в том, что Амирханов — депутат сельского собрания. За несколько дней до инцидента он прочитал заметку в газете «Буйнакские известия» о том, что списки депутатов от «Единой России» уже утверждены и находятся в избиркоме.

Амирханов сам «единоросс». Сессии местного законодательного собрания, о которой сообщало издание, по его словам, не было. Он обзвонил коллег-депутатов — тех этот факт тоже возмутил. Был составлен акт о том, что никаких собраний не проводилось, а значит, решения о назначении выборов депутатов сельского собрания и сельского поселения — недействительны.

Надо сказать, к тому моменту отношения между Амирхановым и главой села уже были натянутыми. Сразу после событий близ Талги депутат собрал казанищенский актив и рассказал им о том, что 1700 га оказались в Махачкале.

Согласно закону, изменить границы муниципального образования можно только по результатам референдума. Депутаты районного собрания подтвердили, что никакой публичной процедуры по этому вопросу не было.

В тот же день общественные активисты направили письмо главе Буйнакского района с описанием ситуации и просьбой обеспечить правовую защиту интересов жителей села. Ответа до сих пор нет, никаких действий район не предпринимает.

Более того, администрация Нижнего Казанища негативно отнеслась к инициативе сельчан: мол, почему нас не поставили в известность, не надо поднимать шум, мы сами разберемся и т.д.

И на этом фоне появляются сначала статья в газете, а затем и акт с подписями.

— Замглавы звонил мне до этого — я, честно говоря, не захотел поднимать трубку, — рассказывает Осман Амирханов. — А тут пришел к главе по своим делам — сидит его заместитель. «Ты чего трубку не поднимаешь», — спрашивает так, с вызовом. «А почему я должен поднимать, — отвечаю. — Ты кто мне такой?». Слово за слово — зацепились. Началась потасовка. У меня кровь пошла, он меня еще несколько раз головой о стол ударил, рубашку порвал…Там и глава был. Люди полезли разнимать — им говорят: не надо, пусть получает.

— А как же членство в «Единой России», — спрашиваю Амирханова. — По линии партии не пытались добиться справедливости?

— Да никакой пользы от этой «Единой России» нет. Там такие же, как эти. Все они друг с другом повязаны. Больше никуда не буду баллотироваться. Сейчас для меня главное, чтобы Мустапа и Камиль ответили за свои слова и поступки. Это касается не столько того, что со мной сделали, сколько того, что сделали с нашими землями. Они людям обещали решить вопрос — результатов никаких. Мне все равно, относятся эти земли к Махачкале или району, — это моя земля, и я буду там работать. Я не хочу, чтобы мои дети торговали землей. Это большой грех для мусульман.

Чиновники снизу

Чем дольше длится разговор, тем шире охват тем. Хотя так или иначе главный вопрос — земельный.

Товарищи Амирханова рассказывают, например, как на его участке — уже в Нижнем Казанище — администрация построила спортзал. Причем деньги на строительство собирали с сельчан, хотя общественники уверены, что средства на сооружение выделялись из бюджета.

Малик Ирбаинов делится и вовсе вопиющей историей. В 1998-м он образовал СПК «Казанище», куда вошло более 1000 человек. У каждого пайщика было 30 соток пашни, 3 сотки под сенокос и 1,5 сотки садов. Дела шли неплохо.

Но тут на сельхозпредприятие положила глаз администрация. Чиновники стали выделять участки людям, которые не имели отношения к СПК. Кооператив решил судиться. Пришлось участвовать в 18 процессах. Решающий «бой» в 2009-м был проигран, после чего участки, что называется, пошли по рукам.

Члены кооператива попытались оформить собственные паи на себя, поскольку, как и в случае с Амирхановым, имели на руках свидетельства о праве на пожизненное наследуемое пользование. Но во всех инстанциях им отказали.

И это еще не все. По словам Ирбаинова, позже, когда они, лишившись участков, арендовали ту же землю, администрация заключила договор с третьими лицами. То есть чиновники сначала отняли участки, а потом сдали их, так сказать, в двойную аренду.

Часто эксперты называют не проведенную вовремя паевую приватизацию основной причиной земельных конфликтов в Дагестане. Но пример Нижнего Казанища показывает, что это не панацея. В условиях нынешней судебной системы собственники беззащитны перед произволом властей.

— А тем, кто возмущается, пытались «шить» экстремизм, терроризм? — интересуюсь у Малика.

— Они сразу говорят: будете много выступать, внесем вас в списки — куда они там записывают, а потом на особый контроль ставят…

Казанищенцы считают, что администрация таким образом не только банально обогащается, но и намеренно препятствует любым формам самоорганизации.

— Кооператив опасен для чиновников, — уверен Малик Ирбаинов. — Сельская община «Уллу Къазаныш», которую возглавляет Осман, тоже опасна — там 2000 человек. Народ ведь может понять, что не обязательно жить по указке администрации, можно все самим делать, самим работать. Вот этого власти и боятся.

— Для чего нам чиновники? — рассуждают казанищенцы. — Мы платим им за воду, которую дает наша земля, сюда ее протянули наши предки. Платим за дороги — где они? За это, за то плати — а куда наши деньги идут? Каждый из нас сам обеспечивает свои семьи. На государство никто не рассчитывает. И ничего от него не ждет, кроме проблем.

По словам собеседников, администрация умело пользуется принципом «разделяй и властвуй». Их стараниями 17-тысячное село, по сути, раскололось на пять общин, у каждой из которых свои интересы.

Кроме того, явную и неявную борьбу за влияние ведут более 40 казанищенских тухумов, что тоже не способствует консолидации общественности. Да и силовой ресурс на стороне власти. Причем не только в виде правоохранительных органов.

— Они делают ставку на спорт. Спортсменов берут к себе, сразу работу им дают, а те потом общественников давят, — поясняет Осман Асельдеров.

— Мы в своей общине стараемся к истории сельчан приобщить, — подключается Атагиши Муртазалиев. — Составили перечень — кто из какого рода. Осман предлагал построить учебно-производственный комбинат, чтобы можно было обучить молодежь сельскому хозяйству, показать им, как наши предки работали. Но администрация, как уже говорилось, боится объединений. И им не нужно, чтобы люди изучали свою историю. Знаете, почему? Здесь живут потомки узденов — свободных и потомки чагаров и рабов. Так вот, чиновники обычно — из низших сословий. Для нас не важно, «Единая Россия» — не «Единая», главное, чтобы человек, представляющий общину, был порядочным, делал что-то для народа. А для этого нужно, чтобы он хороших кровей был.

— Мы можем назвать своих предков до седьмого-восьмого колена. Они дальше второго-третьего не знают, здесь нет их могил, — подхватывает разговор Осман Амирханов. — Не помнят своих корней и прячутся за религию. Мол, там нет этих различений, все равны. Но мы-то помним. Да и религия для них — это так, прикрытие. Когда начинаешь говорить: давайте поступать по шариату, они сразу закон вспоминают. Показываешь документы — убери, говорят, нам это не надо. Цепочка у них до самого верха идет — все куплено, все повязаны.

Уже вечереет, и я напоминаю, что мне обещали еще показать сельскую свалку, которая отравляет питьевую воду.

— Да, — спохватывается Осман. — Поехали. Кстати, по тому, кто выбрасывает туда мусор, тоже можно о происхождении судить. Потомки узденов никогда так не сделают.

— Вот Гимринский хребет, — показывает Осман, завершив свой рассказ о свалке. — Там кончаются казанищенские земли.

Прежде чем покинуть село, мы еще заезжаем в местный музей, которым заведует Атагиши Муртазалиев. Пока петляем по улицам, казанищенцы сетуют, что все больше односельчан покидают республику:

— В Махачкале наших больше пяти тысяч, а в Питере — уже около семи. В Москве — четыре, в Новом Уренгое — примерно столько же. В Тюмени — восемь тысяч. Здесь не хватает земли для домов. Да и условия, сам видишь. Хотя село у нас хорошее. Если инфраструктуру развить — это же настоящий город. Но ничего не делается.

— Слушай, сфотографируй дорогу. Ты же сам, наверное, уже заметил — у нас везде так.

Делаю напоследок снимок. И живо представляю, как в 30 км отсюда прямо сейчас грохочущие машины срезают очередной пласт горы Кукур-тау, а грузовики увозят тонны щебня в противоположном от Нижнего Казанища направлении.

Я не сторонник сословного деления. Но согласен с казанищенцами в том, что свободные люди с этой «внутренней колонизацией» мириться не могут.