Любовь Кодзокова считает, что ее сына убили, но не во время контртеррористической операции, а заранее, после чего подбросили труп на место КТО. Она не согласна с выводами правоохранительных органов и готова доказывать невиновность своего сына.

Трое в блиндаже и КТО

По сообщению Национального антитеррористического комитета, 5 июня «сотрудники ФСБ России узнали о том, что в Баксанском районе республики скрывается группа вооруженных лиц, причастных к совершению преступлений террористической направленности.

Бандиты укрылись в блиндаже, который был оперативно обнаружен и блокирован силами спецназа ФСБ и МВД России. К месту спецоперации были стянуты необходимые силы и средства.

На предложение сложить оружие и сдаться властям бандиты ответили огнем. В ходе перестрелки двое преступников были убиты. Предварительно они опознаны как активные члены так называемого «северо-восточного сектора» бандподполья, действующего на территории КБР…».

Однако мама одного из убитых – Рустама Кодзокова – Любовь Анатольевна с выводами силовиков не согласна и готова доказать, что ее сын был убит не в ходе КТО, а гораздо раньше, и, вероятно, подкинут в блиндаж под Баксаном или в морг к другим убитым.

Один и не дома

В сети распространена видеозапись с похорон Рустама Кодзокова. Смотреть эти кадры впечатлительным людям я бы не посоветовал. На теле молодого человека множество повреждений, гематом. По мнению Любови Анатольевны, это следы пыток.

Пропал Рустам 1 июня. Со слов матери, после освобождения из колонии, в которой он провел 10 лет, он находился под надзором и в тот день должен был отметиться у инспектора.

Отделение полиции находится недалеко от дома и молодой человек направился туда пешком. «Я ушла на работу на сутки. А Рустам должен был пойти в отделение полиции по улице Кабардинской. По дороге его видели несколько человек», – рассказывает Любовь Анатольевна.

Парень боялся идти на отметку один, и она сопровождала его, либо с ним ходил друг детства. Но в тот день по стечению обстоятельств Рустам оказался один. «Он никогда не пропускал отметку. Надеялся, что если будет дисциплинирован, соблюдать законы, его оставят в покое. Но видите, как получилось», – сокрушается женщина, вытирая слезы.

После суточного дежурства Любовь Анатольевна обнаружила, что сын не ночевал дома: кровать не была смята, а к еде никто не притронулся.

«Почему-то окна в спальне были завешены ночными шторами. Обычно Рустам ночевал в зале, и шторы мы не закрывали. Это мне показалось странным», – рассказывает она.

Еще несколько странных вещей обнаружила она в комнате: на журнальном столике лежала коробочка с иголочками. Такими мусульманки обычно закалывают косынку. В спальне она увидела белый платок.

«Такое впечатление, что его давно никто не носил, – весь в каких-то желтых полосках. Еще я нашла женскую цепочку и купон на скидку в ювелирном магазине «Адамас». Было такое ощущение, что меня наталкивают на мысль о некой девушке, которая в мое отсутствие оказалась у нас в доме. Якобы кто-то закалывал платок возле зеркала и забыл свои булавки. Но Рустам не мог привести домой девушку, он себе такого никогда не позволил бы», – рассказывает мать убитого.

Уехать Рустам никуда не мог, все деньги оказались на месте. Его телефон был выключен. «Когда с ним разговаривала (как сейчас оказывается – в последний раз), он меня предупредил, что батарейка может разрядиться, поэтому я ничего плохого не предположила, когда не смогла до него дозвониться», – говорит Любовь Анатольевна.

Кодзокова в тот же день хотела обратиться в правоохранительные органы, но из-за обнаруженных вещей ее дочь и друг сына начали предполагать, что, возможно, Рустам заключил мусульманский брак.

Время шло, но Рустам дома так и не появился. Сердце матери подсказывало, что могло произойти самое страшное, только верить не хотелось. Ведь он только вышел из колонии, строил планы на будущее, говорил о женитьбе…

Шли уже третьи сутки, а Рустам так и не появился дома. «3 июня позвонил инспектор по надзору по имени Ильяс. Он кричал на меня, что у Рустама выключен телефон, что он не пришел отмечаться. «Вы что, не переживаете за сына, я за него отвечаю, где он?» – кричал он на меня. Я говорю: не может быть, чтобы он не пришел. Стала кричать: что вы сделали с ним, куда вы его дели!» – вспоминает женщина.

4 июня Любовь Анатольевна подала заявление о пропаже Рустама. «Инспектор Ильяс и те, кто брал у меня заявление о пропаже Рустама, они все могли знать, что его уже нет в живых, что он уже убит. Меня водили к начальнику отдела, все успокаивали, говорили, найдется, дали талон о моем обращении. А Ильяс обманул меня, сказал, только через три дня можно писать заявление о пропаже человека.

В отделении один из полицейских говорит: может, он с девушкой загулял? А другой: не пишите, что он пришел на отметку и пропал! Но он же направлялся именно в это отделение полиции, и это видели люди!» – рассказывает Любовь Кодзокова.

Позже сотрудники полиции произвели в доме у Кодзоковых осмотр. «Мне объяснили, что процедура такая: надо убедиться, что нет следов насилия. Они осмотрели комнаты и забрали подброшенные в наш дом вещи», – говорит она.

Мне позвонили

Через пять дней матери пришлось испытать то, чего она боялась больше всего на свете. Ей позвонили и пригласили приехать в Баксан к следователю, а потом на опознание сына.

«Мне говорят, что нашли его паспорт. Пытались успокоить: не переживайте, может, это и не ваш сын. Но он не мог быть в Баксане! У него нет там ни друзей, ни родственников, ни знакомых!» – рассказывает Любовь Анатольевна.

В Баксане следователь начал ее опрашивать: когда Рустам освободился, чем занимался, интересовался, где работает его мать. Потом принесли какие-то инструменты и предложили сдать кровь. На вопрос, для чего это делается, женщине объяснили, что необходимо провести генетическую экспертизу.

«Я начала возмущаться, на что мне ответили: если я не сдам кровь, тело сына не отдадут. Мне ничего не оставалось делать, кроме как согласиться», – объясняет Кодзокова.

Женщине зачитали какое-то постановление, но она не была в состоянии понять, о чем оно. Ей сообщили о КТО, о том, что под Баксаном нашли блиндаж, и тем, кто находился внутри, было предложено сдаться, но они ответили огнем и были уничтожены.

Позже вместе со следователем они отправились в морг на опознание. «Меня заставили ждать, прежде чем запустить в морг. Не знаю, что они там делали, думаю, переодевали.

Когда я зашла в морг, там стоял такой сильный трупный запах! Я ищу глазами своего сына, подошла к одному из них, но женщина – работница морга – говорит: вот ваш сын. И показывает на тело на полу.

Рустам ушел из дома в черной футболке и голубых джинсах, на ногах были модные сейчас среди молодежи мокасины. А в морге он лежит в огромной военной утепленной камуфлированной форме, а к ногам больше приставлена, чем обута какая-то непонятная обувь на толстой подошве – то ли полуботинки, то ли кроссовки.

На теле у него были такие страшные следы! Мне кажется, его жгли, пытали щипцами. Лучше бы я не смотрела на него!

Он был очень высокий – за 180 сантиметров, плечистый, а тут стал такой маленький, узкое лицо, волосы седые, хотя до этого у него не было седины. Два пальца на правой руке отсутствуют, вместо них торчит кусок мяса. Фаланга пальца пришита одной ниткой к коже руки. А на лице такая страшная мученическая гримаса…

Я спрашиваю, что у него с пальцами, а мне отвечают: это от взрыва. Но форма, в которую его переодели, не был в крови, на ней не было отверстий, прожженных мест. Закрытую часть тела в морге я не разглядывала.

Во время омовения у всех был шок от обнаруженных телесных повреждений. На боку у Рустама сильный ожог – почти до костей. Локтевые суставы выкрученные, он весь проколотый, прорезанный. Это не люди, а звери, кто сделал с ним такое! За что его так жестоко убивали?!

Он вышел из дома 1 июня – искупался, побрился. А 5 июня у него щетина не выросла ни на миллиметр. Я спросила у следователя: если он ушел пять дней назад, почему щетина не выросла? А он просто спросил: «Да?» – и всё.

У Рустама все время веко приподнималось. Я не могла понять, отчего. А потом оказалось, у него черви из глаз уже лезли. Но неужели за один день они могли появиться? Я уверена, что его убили 1-го июня, а потом подкинули к другим мертвым!

По телевизору все время говорили, что уничтожили двоих боевиков, а в морге было три тела. В газетах написали, что мой сын бандит. Облили грязью после смерти!» – сокрушается Любовь Анатольевна.

Судебный шаблон

Почему Рустам оказался в поле зрения правоохранительных органов, и за что он отсидел 10 лет? Он – один из двоих жителей КБР, обвинявшихся в нападении на Назрань в 2004 году и по ряду других преступлений.

Но Кодзоков был оправдан судом присяжных Республики Ингушетия в части обвинения по нападению на Назрань. Любовь Анатольевна уверена, что вина ее сына не была доказана и в другой части, просто судили всех участников нападения по одному шаблону.

«Рустам учился в академии, где познакомился с ребятами из Ингушетии. Как-то он отпросился в гости к другу. Я не хотела отпускать, но он уже был взрослый, исполнилось 19 лет. Как потом оказалось, у того парня брат был в «лесу», и они к нему ходили.

Но адвокат доказал, что в то время отряд нигде не участвовал, боевых действий, вылазок не вел. Мой Рустам никого не убивал, он не воевал.

В 2005 году его забрали из дома и пытали, током пытали, чтобы он подписал документы. Я ему говорю: сынок, зачем ты их подписал? А он отвечает, что иначе его убили бы.

Он вообще не жил: когда арестовали, ему было всего 23 года. После 10 лет в тюрьме он на свободе прожил всего полгода, и его убили! Рустам очень хотел жить, хотел жениться, найти работу, завести детишек. Он никогда не говорил, что будет убивать, воевать. Я его женить хотела, а сама поминки справила!» – сокрушается женщина.

Рустам был религиозным парнем, совершал намаз, соблюдал традиции ислама. Со слов матери, после тюрьмы он всего боялся, почти ни с кем не общался и тяжело приходил в себя.

Когда Любовь Анатольевна вместе с Рустамом возвращалась из Красноярска в Нальчик, на железнодорожном вокзале к ним подходил «сотрудник» и угрожал молодому человеку, что по приезду его посадят или убьют.

«А в Москве во время пересадки в поезд на Нальчик к нам опять подходил сотрудник. Он зашел в вагон и требовал билеты. Я начала кричать, чтобы нас оставили в покое, что сын уже отсидел положенный срок.

В Красноярске, куда его перевезли из Воронежа, мы сперва его даже найти не могли. Только через общественную организацию по правам заключенных нам удалось установить его местонахождение.

В колонии его избили и сломали палец на руке в двух местах. Я наняла адвоката, чтобы защитить его, все время писала жалобы. Рустам сказал мне: если бы не они, его там убили бы. Он говорил, что в его личном деле нашли записку, где написано: «Замучить до смерти».

Он хотел уехать из страны. Я готова была ему помочь, но он был под надзором, и я побоялась. Лучше бы он уехал, остался бы в живых.

Что происходит на Кавказе! Почему у нас уничтожают молодых людей, откуда такой геноцид? Без суда и следствия пытают, убивают, а потом подкидывают в места спецоперации.

Почему молчат власти, духовные лидеры? Для чего все это? Чтобы молодежь сбежала с Кавказа, женщины перестали рожать, как того хотят некоторые политики?» – спрашивает Любовь Анатольевна.

По версии матери, на Рустама могли надавить, требовать какой-то информации.

«Я считаю, что его убили и подкинули на место КТО, либо в морг привезли с другими мертвыми. Все трое убитых не были знакомы друг с другом. Один из них – молодой парень, которому едва исполнилось 23-25 лет. Когда Рустама посадили, получается, он был еще подростком. А другой – взрослый мужчина. Со слов родственников, он был пастухом.

Недавно мне позвонили из органов, предложили приехать и подписать какие-то документы. Но я сказала, что не согласна с их версией, буду отстаивать имя своего сына и доказывать, что его убили сотрудники правоохранительных органов не во время КТО, а гораздо раньше», – говорит мать Рустама.

Любовь Анатольевна сама воспитала сына и дочь. Ее супруг умер, когда Рустаму едва исполнилось 17 лет. «Я не хочу, чтобы имя сына осталось облитым грязью», – говорит женщина.

Она обратилась с заявлением к председателю комитета «Гражданское содействие» Светлане Ганнушкиной, прокурору КБР Олегу Жарикову, руководителю следственного управления СК РФ по КБР Валерию Устову, в правозащитный центр «Мемориал», к уполномоченному по правам человека РФ Элле Панфиловой, руководителю правозащитного центра КБР Валерию Хатажукову, уполномоченному по правам человека в КБР Борису Зумакулову с просьбой помочь ей установить истину.

Осторожно, свобода

Вместе с Рустамом Кодзоковым по обвинению в нападении на Назрань был осужден еще один житель Кабардино-Балкарии – Дмитрий Куричев. На днях он обратился в правозащитный центр «Мемориал» и к руководителю Кабардино-Балкарского правозащитного центра Валерию Хатажукову с заявлением, что в связи со смертью Рустама опасается за свою жизнь и здоровье.

По его словам, после освобождения его несколько раз приглашали на профилактические беседы, в ходе которых интересовались, чем он занимается.

«Я твердо встал на путь исправления, веду законопослушный образ жизни, главная цель моей жизни – не переступать черту закона и уделять максимальное внимание своей больной матери. В настоящее время из средств массовой информации, мне стало известно об уничтожении Кодзокова Рустама Залимхановича, осужденного тем же приговором.

Несмотря на факт отсутствия каких-либо претензий ко мне со стороны правоохранительных органов, в связи с вышеизложенными обстоятельствами и смерти Кодзокова Р.З. я опасаюсь за свою жизнь», – сказано в заявлении.

Не хотелось бы проводить аналогий, но в Нальчике завершился процесс по «делу 58-ми». Молодые люди, обвиняемые в нападении на объекты силовых структур Нальчика, приговорены к различным срокам заключения и сейчас готовятся к апелляционным процедурам.

Они уже провели в СИЗО больше девяти лет, и некоторые могут выйти на свободу прямо из изолятора. Хочется надеяться, что они имеют шанс на дальнейшую законопослушную жизнь без слежек, профилактических бесед, задержаний и нарушений их прав.