45 лет назад, в 1970 году, был установлен первый в СССР после 1961 года новый памятник Сталину — бюст на его могиле на Красной площади. Это событие стало вершиной брежневского «восстановления доброго имени Сталина».

Тут надо напомнить, что в 1961 году в СССР произошёл первый, выражаясь на современный лад, «статуепад» или «сталиноповал». Вынос тела Сталина из Мавзолея был одобрен XXII съездом партии, а самым эмоциональным выступлением на съезде по этому поводу стала речь старой большевички Доры Лазуркиной, лично знавшей Ленина и проведшей после 1937 года около 17 лет в лагерях и ссылках. Она заявила:

— Вчера я советовалась с Ильичём, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принёс партии.

Зал встретил её слова, согласно стенограмме съезда, «бурными, продолжительными аплодисментами» и проголосовал за соответствующее решение. («Просто, по-моему, ведьма какая-то, — возмущался этим выступлением опальный Вячеслав Молотов. — Во сне видит, как Ленин ругает Сталина»).

Образ Сталина исчез отовсюду. Его тело вынесли из Мавзолея, памятники разрушили, изображения на зданиях и в метро — стёрли. Государственный гимн превратился в «песню без слов», потому что в нём тоже упоминалось запретное имя. Оно исчезло с карты страны, из названий улиц, только в некоторых городах Грузии сохранились «улицы Джугашвили». Всю эту кампанию язвительно высмеял тогдашний анекдот, согласно которому на надгробной плите Сталина выбили надпись: «Иосиф Джугашвили, участник Тифлисской демонстрации».

После 1964 года многие ожидали «воскрешения» Сталина. В народе ходили разговоры о том, что Сталин лежит в могиле в целости и сохранности, потому что гроб был загерметизирован. Теперь его тело достанут и снова положат в Мавзолей.

И новый Первый секретарь ЦК сделал несколько шагов навстречу этим ожиданиям. Впервые Брежнев упомянул Сталина в торжественном докладе по случаю 20-летия Победы. Историк С. Семанов вспоминал: «Что началось в зале! Неистовый шквал аплодисментов, казалось, сотрясёт стены Кремлёвского дворца, так много повидавшего. Кто-то стал уже вставать, прозвучали первые приветственные клики…». Кажется, рядом с оратором, совсем как тень датского короля, появился призрак самого Сталина. Брежнев стал быстро читать следующие фразы, и взбудораженный зал невольно затих. «Привидение» неохотно удалилось.

Следующее упоминание Брежнев сделал в ноябре 1966 года, на родине Сталина — в Грузии. Он перечислил семь грузинских революционеров, Иосиф Сталин был назван в общем ряду, по алфавиту. Но только его имя слушатели встретили аплодисментами…

Однако это встретило и противодействие. В феврале 1966 года появилось известное «письмо 25» крупных деятелей советской науки, литературы и искусства против реабилитации Сталина. Среди подписавших его были семь академиков, в том числе Нобелевские лауреаты Капица и Тамм, писатели Паустовский и Чуковский, балерина Плисецкая, почти два десятка лауреатов Сталинских и Ленинских премий, среди прочих — и академик Сахаров.

В те годы Леонид Ильич, видимо, довольно часто размышлял над тем, как далеко можно и нужно заходить в реабилитации Сталина. Кремлёвский врач-стоматолог Алексей Дойников рассказывал: «Леонид Ильич часто заходил ко мне просто побеседовать. Причём иногда наш разговор был довольно острым. Однажды он спросил: «Как вы считаете, надо реабилитировать Сталина или нет?». Я ответил, что реабилитировать, конечно, надо, но не так, как все думают. Надо сказать, что было положительного и что отрицательного. И не говорить плохо о покойнике».

Любопытно, что Брежнева интересовало мнение врача-стоматолога, то есть представителя «простых людей», но считаться ему приходилось больше, конечно, с мнением людей не простых, а влиятельных. А каким было собственное отношение Брежнева? По словам Александра Бовина, «он относился к Сталину с уважением… Он симпатизировал Сталину и внутренне не мог принять его развенчание». Леонид Ильич объяснял свою позицию: «Сталин очень много сделал и, в конце концов, под его руководством страна выиграла войну — ему ещё воздадут должное». «Как ни удивительно, — вспоминала племянница генсека Любовь Брежнева, — дядя предугадал, что после смерти его будут так позорить. Он, я помню, сказал: «У народа нет памяти». И привёл пример Сталина». «Он (народ) быстро меня забудет, — заметил Леонид Ильич, — и даст себя обмануть, как будто в первый раз. За Сталина шли на смерть, а потом топтали его могилу ногами».

В итоге были просто смягчены крайности прежнего развенчания. Сталин вернулся в исторические фильмы, романы, книги. Когда он появлялся на экране, в кинозале среди зрителей нередко вспыхивали аплодисменты. Некоторые водители стали прикреплять портреты Сталина к ветровому стеклу своих автомобилей… И вот вершиной этой осторожной полу-реабилитации стало появление памятника Сталину на его могиле. Первый памятник Сталину после 1961 года! Да к тому же в столь священном месте — на Красной площади, у Кремлёвской стены! Изваял его скульптор Николай Томский. Установка бюста произошла вскоре после 90-летия Сталина.

Однако на этом оправдание Сталина приостановилось. Хотя многие ветераны войны требовали пойти дальше: вернуть Волгограду имя Сталина. Как вспоминал бывший руководитель столицы Виктор Гришин, в Кремль «часто шли письма от волгоградцев: верните нам славное имя Сталинград. Их даже на Политбюро показывали». На что Леонид Ильич «просто сказал: есть такие письма… но не стоит, наверное. Хотя вон в Париже есть и площадь Сталинграда, и улица». Впрочем, ветеранам всё-таки сделали небольшую уступку, в характерном духе эпохи («шаг вперёд-полшага назад»): в городе на Волге появился новый проспект — Героев Сталинграда…

Помню, кстати, как я тогда впервые услышал, точнее, прочитал имя Сталина. Это было в декабре 1979 года, я учился в младших классах школы. В коридоре первого этажа школьного здания старшеклассники вывешивали свои стенгазеты (у каждого класса, начиная где-то с 8-го, имелась своя газета; одна из стенгазет, например, романтически называлась «Бригантина»). И вот в одной из них появилась небольшая статья по случаю 100-летия со дня рождения известного революционера И. В. Сталина (Джугашвили). Она была написана вполне в духе «Иосиф Джугашвили, участник Тбилисской демонстрации», по крайней мере, я тогда даже не понял из неё, что Сталин был высшим руководителем страны. Из статьи у меня только сложилось стойкое впечатление, что что-то не так было с этим пламенным революционером. Вроде бы всё делал хорошо, занимал правильную линию, но потом говорилось, что «культ личности Сталина был осуждён ХХ съездом партии». Отошёл от стенгазеты я со смутным ощущением того, что в этом деятеле, несмотря на все его перечисленные заслуги, явно было что-то антисоветское…

Могут спросить: ну ладно, со Сталиным ясно, но при чём же тут Троцкий? Эпизод с попыткой реабилитации Троцкого при Брежневе гораздо менее известен, но он, в общих чертах, как ни покажется странным, примерно повторил тот же самый сюжет.

В ноябре 1967 года торжественно отмечалось 50-летие Октябрьской революции. Ещё летом Брежневу подготовили черновик доклада к этой годовщине. «Мы попробовали, — вспоминал А. Бовин, — осторожненько начать реабилитацию ближайших сподвижников Ленина: Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева. И вставили в доклад аккуратную фразу, что, мол, большая роль в октябрьском перевороте принадлежит следующим товарищам…»

Заметим, что «восстановление доброго имени Сталина» началось точно с того же — с положительного упоминания в официальных речах. Позднее, в перестройку ровно по той же самой схеме состоялась «реабилитация Бухарина».

Бовин: «Вызывает. Сидит хмурый, явно расстроенный. Теребит в руках бумагу:

— Читайте.

Читаем. Текст приблизительно такой: как только посмели эти негодяи даже подумать о реабилитации заклятых врагов партии и советского государства. Таких ревизионистов не только нужно немедленно гнать из ЦК, но и вообще из партии. И подписи важных официальных академиков».

— Доигрались, — невесело пошутил Леонид Ильич, — скоро вас реабилитировать придётся, а вы туда же… Троцкого…

И пояснил своё отношение: «Ребята, я вам ничего не говорю, но вы поймите, партия ещё не готова. Не поймут нас. Не пришло ещё время».

Как ни странно, но обе «осторожненькие реабилитации» встречали одинаковое сопротивление в высших слоях советского общества и в итоге вязли в этом сопротивлении, только одна продвинулась чуть дальше, а другая не дошла даже до первой стадии (упоминаний в официальных речах). Почему? Потому что Троцкий вызывал ещё большую враждебность и противодействие у «важных официальных академиков», нежели Сталин. Примерно так же имущим и образованным слоям французского общества накануне Реставрации были неприятны и Робеспьер, и Наполеон. Один («Робеспьер на коне») — чуть меньше, другой (Робеспьер без коня) — чуть больше. Симпатии тогдашней французской «элиты» располагались существенно правее и «конного», и пешего Робеспьеров. Примерно то же самое мы видим и в брежневское время.

Ну, а теперь? Последнее известие из Харьковской области: там 24 июня на улице Харьковской в городе Чугуеве разрушили памятник Ленину. Как теперь заведено на замайданной Украине, «неизвестные» напали на памятник и распилили его пополам.

Милиция вяло обещает найти «нарушителей». Занятно, что, несмотря на то, что уже принят закон о «декоммунизации», лениноборцы действуют по-прежнему тайно, как воры, обычно под покровом ночной темноты и в масках. По привычке, что ли? Хотя ведь, если вспомнить, то и первый «статуеповал» 1961 года в СССР тоже проходил крадучись, по ночам. И тело Сталина из Мавзолея выносили под покровом темноты, наглухо оцепив Красную площадь от прохожих и любопытствующих…

То, что постсоветская, с позволения сказать, «элита» ненавидит всех деятелей революции утробной, нутряной ненавистью — это понятно. Рабовладельцам свойственно люто ненавидеть бунтовщиков типа Спартака или Пугачёва, знатным аристократам с длинной родословной — Робеспьера и даже Наполеона Бонапарта. Наши постсоветские… гм… аристократы типа Михалкова, тугие денежные мешки или князья церкви — тоже ненавидят и Ленина, и Троцкого, и Сталина, и даже добрейшего Леонида Ильича. Всех. Тут даже и объяснять ничего не надо.

А вот то, что они ими порой прикрываются — это более любопытный парадокс. Сейчас Мосгордума по предложению КПРФ приняла решение о проведении референдума о возвращении на Лубянку свергнутого в 1961 году памятника Ф. Э. Дзержинского. Неизвестно, чем закончится голосование москвичей, если до него и вправду дойдёт — в конце концов, в Москве концентрация законченной буржуйской сволочи, то есть, виноват, «креативного класса», необыкновенно высока, выше всего в стране. Но всё равно забавно, когда нынешние насквозь буржуйские власти хотят прикрыться статуей — только лишь статуей! — революционера. Ну да, статуей — можно. Она ведь безобидная, в общем-то, статуя, если к ней, конечно, попривыкнуть. (Вон, Сталин работы Томского в 1970 году никого ведь не арестовал и к стенке не поставил). Хотя имеется подозрение, что если бы на Лубянку и в Кремль вернулся живой Феликс Эдмундович, не в бронзе, а во плоти, то их нынешние обитатели вскоре бы умерли…