Если вы сочувствуете жертвам пожара в Одессе, со скорбью вспоминаете погибших в Бабьем Яре или же вас просто мутит от вида зверств террористов Исламского Государства, вы должны испытывать острые приступы отвращения всякий раз, как поднимаете взгляд на карту московского метро. Одна из станций которого носит имя садиста, палача и детоубийцы.

Я говорю, разумеется, о станции Войковская, название которой отсылает нас к убийце и террористу Петру Войкову – инициатору и главному участнику казни царской семьи Николая II.

17 июля исполнится 97 лет этому страшному преступлению.

Вот как оно происходило:

«Сын чекиста Павла Медведева, также принимавшего участие в расстреле, вспоминал, что отец рассказывал ему о том, как будущие убийцы договаривались совершить казнь. Было это в «Американской гостинице» на совещании, которое проводил Яков Юровский. Договаривались, кто будет в кого стрелять, причем, участие в расстреле было добровольным. Убийцы уже тогда понимали, что прославятся, расстреливают ведь не простых людей…

«Договорились стрелять в сердце, чтобы не страдали, — пишет Медведев. — И там же разобрали — кто кого. Царя взял себе Петр Ермаков. У него были люди, которые должны были помочь тайно захоронить трупы. И главное, Ермаков был единственный среди исполнителей политкаторжанин. Это был один из самых почетных титулов среди революционеров. Царицу взял Юровский, Алексея — Никулин, отцу досталась Мария. Она была самая высоконькая».

Итак, все решено. Семейство подняли с постели и повели в подвал.

Наследника нес на руках сам царь, одетый в простую в гимнастерку. Государыня и дочери были в платьях без верхней одежды. Спустились. Юровский распорядился принести стулья. Позже еще одни участник расстрела Стрекотин вспоминал: «Акулов (Никулин) вскоре вышел и, проходя мимо меня, сказал, для наследника понадобилось кресло… видимо, умереть он хочет в кресле… Ну что ж, принесем». И, действительно, принес. Один — для царицы, другой — для Алексея, у которого был тогда приступ болезни, он не мог долго стоять.

Для убийства все было готово. Юровский находился справа от входа. Рядом с ним, слева стоял Никулин, а затем еще одни убийцы – латышские стрелки. «Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти», — быстро прокричал Юровский и взмахнул рукой…

В 1964 году, уже старик, персональный пенсионер Григорий Никулин, пришел на московское радио. Он тоже захотел остаться в истории и рассказать, как все было в тот июльский день 1918 года. «До них даже не дошло, в чем дело, — рассказывал Никулин. — Поэтому Николай произнес только сразу: «А!», а в это время сразу залп наш уже — один, второй, третий. Ну, там еще кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли, был еще не совсем окончательно убит». Но это еще не все. «Ну, потом пришлось еще кое-кого дострелить…», — меланхолично добавил престарелый убийца.

«Дострелить» — это про наследника престола, который, уже смертельно раненый, тянул руки к убийце. А Никулин все стрелял и стрелял в него из своего «Кольта» и не мог понять, почему он еще жив. Как вспоминал Юровский: «Мой помощник израсходовал целую обойму патронов». И добавил про странную живучесть наследника. Это же отмечает и другой убийца Павел Медведев: «Кровь текла потоками. При моем появлении наследник был еще жив — стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина вызвала во мне тошноту».

В 1964 году, уже старик, персональный пенсионер Григорий Никулин, пришел на московское радио. Он тоже захотел остаться в истории и рассказать, как все было в тот июльский день 1918 года. «До них даже не дошло, в чем дело, — рассказывал Никулин. — Поэтому Николай произнес только сразу: «А!», а в это время сразу залп наш уже — один, второй, третий. Ну, там еще кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли, был еще не совсем окончательно убит». Но это еще не все. «Ну, потом пришлось еще кое-кого дострелить…», — меланхолично добавил престарелый убийца.

«Дострелить» — это про наследника престола, который, уже смертельно раненый, тянул руки к убийце. А Никулин все стрелял и стрелял в него из своего «Кольта» и не мог понять, почему он еще жив. Как вспоминал Юровский: «Мой помощник израсходовал целую обойму патронов». И добавил про странную живучесть наследника. Это же отмечает и другой убийца Павел Медведев: «Кровь текла потоками. При моем появлении наследник был еще жив — стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина вызвала во мне тошноту».

Инициатором этого бессмысленного и жестокого преступления был большевик Пётр Войков.

Приведу развёрнутый комментарий об этой ситуации писателя Леонида Каганова, который полностью созвучен моим мыслям:

«Расстрел царской семьи — без суда, тайком, в подвале, вместе с детьми (двумя юными девушками и маленьким царевичем), а затем зверское добивание умирающих и растворение останков в серной кислоте (!) — это некое эталонное зло в палате Мер и Весов. Которое одинаково противно любому интеллигентному человеку, независимо от вероисповедания и отношения к идеям Революции. Понятно, что расстрел и растворение в кислоте детей — далеко не единственное зверство тех лет, однако это не может оправдать злодеяние (как сегодня принято говорить — «резонансное убийство»)…

Мало кто сегодня помнит, что эта станция московского метро названа именно в честь того самого Войкова — революционного деятеля, который люто настаивал на убийстве царской семьи и прославился именно этим. Он сам выписал приказ. Сам рвался зачитать приговор узникам. Собственноручно участвовал в расстреле — стрелял и добивал умирающих. Именно он продумал и подготовил уничтожение останков — тела расчленяли, обливали бензином и жгли, растворяли в серной кислоте…

Возникает вопрос: почему в Москве станция метро до сих пор носит имя упыря?… Ответ, надо полагать, в том, что московским метрополитеном традиционно правит абсолютный подземный хтонический хаос, напрочь лишенный какой-либо логики вообще. По крайней мере, это единственная гипотеза, которая способна объяснить длиннющую и совершенно негуманоидную историю переименования самых разных станций…

Можно было бы переименовать станцию просто во что угодно. Не важно, во что. Хуже, чем упырь, растворявший детей в серной кислоте, все равно не придумать. Можно назвать даже в честь какого-нибудь воинственного или грамотного абрека, чтобы сделать политический реверанс очередной нашей дикой бывшей республике… Реверансы западной культуре нам почему-то давно не позволяет делать гордость (слабо назвать станцию в честь Канта, Мольера, Черчилля или Кусто?), ну так хоть восточным варварам поклонимся в очередной раз».

Рассказывайте об такой особенности московского метро почаще своим детям, если в вас пока не хватает смелости и решительности требовать исправления этого вопиющего позора.