После двухгодичного затишья Российскую академию наук вновь залихорадило. РАН стоит перед новым этапом реформирования. Возникла угроза уничтожения базовых единиц исследовательской работы — научных институтов и лабораторий. 29 мая состоялась Третья сессия постоянно действующей Конференции научных работников. О том, что волнует ученых, по просьбе редакции журнала «РФ сегодня» рассказывает один из руководителей оргкомитета конференции, известный российский физик-теоретик, главный научный сотрудник Института ядерных исследований РАН, академик РАН Валерий Рубаков.

— Валерий Анатольевич, почему проект распоряжения Правительства РФ об утверждении Программы фун­даментальных научных исследований в РФ на долгосрочный период, проект приказа Минобрнауки РФ «Методиче­ские рекомендации по распределению субсидий, предоставляемых федераль­ным государственным учреждениям, выполняющим государственные ра­боты в сфере научной деятельности» и проект Плана реструктуризации на­учных организаций спровоцировали, можно сказать, панические настрое­ния в институтах РАН?

— Реформа РАН стартовала в 2013 году, когда начался период становления новой бюрокра­тической структуры — Федерального агентства научных организаций (ФАНО). Потом было некоторое торможе­ние, благодаря чему в научной среде вспомнился анекдот: «Пролетая мимо 18-го этажа, отбил эсэмэску: пока все идет неплохо». Сейчас мы приземляем­ся. Появились проекты вышеназван­ных серьезных документов с безобид­ными названиями, которые в случае их реализации приведут к полному перевороту в организации и финанси­ровании работы научного сообщества.

Сегодня финансирование делится на две части. Базовая обеспечивает само существование научных инсти­тутов. Грантовая, стимулирующая, на­правляется отдельным коллективам и личностям, победителям конкурсов.

Теперь львиная доля финансирова­ния, которое было базовым, будет идти на конкурсной основе. Мы понимаем, что это такое. Между лабораториями и даже группами ученых возникнет борь­ба за ресурсы, они будут сталкиваться лбами и грызть друг другу глотки. Фундаментальная наука не может суще­ствовать без базового финансирования. Если ученые, особенно молодые, не бу­дут уверены в завтрашнем дне и начнут думать, где бы им найти денег, процесс исследования станет невозможным.

Превращение основного финанси­рования в конкурс создаст нездоро­вую конкуренцию и отсеет большое количество коллективов совсем не по научным критериям. Планируется, что 60 процентов всех средств будет рас­пределяться по конкурсу лабораторий, 15 — пойдет на адресную поддержку ведущих ученых (то есть вместе 3/4), еще четверть — на функционирование научно-технической инфраструктуры учреждений. Профсоюз работников РАН прогнозирует сокращение чис­ленности сотрудников в 3—4 раза или перевод большей их части на непол­ную занятость. И куда они отправят­ся? Подметать улицы?

— Как это сопрягается с постав­ленной задачей перехода на иннова­ционный путь развития экономики?

— Плохо сопрягает­ся. Приходит на ум, что основная цель преобразований — получить полный контроль над распределением мате­риальных ресурсов. Коррупционная составляющая таких намерений оче­видна. Конкурсное или грантовое фи­нансирование — само по себе нормаль­ная вещь, если под этим понимается выделение дополнительных средств для сильных коллективов. Здесь воз­ражений нет. Но подмена им базового финансирования переводит дело со­всем в другую плоскость. Это будет труба! Пострадают, прежде всего, реги­ональные научные центры. Возникнет лоббирование и начнется всеобщая грызня, в которой верх одержат не обязательно научно состоятельные, а те, у кого «крыша» крепче.

Не очень разумна и идея устано­вить жесткие приоритеты в науке, поддерживая одни области и закры­вая другие. Тютчев писал: «Кто смеет молвить: до свиданья чрез бездну двух или трех дней?» В науке это ощущение еще острее: сегодня одни приоритеты, завтра — иные. Именно поэтому везде фундаментальная наука самоуправля­ема. А у нас хотят надевать ученым шоры на глаза. Не пройдет и десятка лет, как мы окажемся не в состоянии даже понять, что происходит в миро­вой науке.

— Но есть же пример с созданием атомного оружия. Сталин поставил за­дачу, Берия взял ее под контроль — и она была в кратчайшие сроки реше­на. Тот же случай, когда государство определяет приоритеты. Сейчас акту­альна тема развития Арктики.

— Да, государство имеет право формулировать цели и создавать мотивацию для их дости­жения. В советский период был по­нятный механизм для этого. Сегодня его нет. Нормальная практика такая: для стимулирования решения важных задач выделяются дополнительные ре­сурсы, а не закрываются имеющиеся направления. При этом важно, что­бы научное сообщество оставалось полноценным участником обсужде­ния проблематики перспективных исследований и принятия решений. А госприоритеты реализуются мето­дом программ. Оптимально, чтобы существовал базис — широкий пласт ученых и развитая грантовая система. Второй исследовательский уровень — поддержка наиболее сильных науч­ных коллективов и школ. Плюс разви­тие научной инфраструктуры, где мы сильно отстаем от мировой планки.

— Ученые обратились с открытым письмом к Дмитрию Медведеву, где просят о приостановке принятия вы­шеупомянутых документов. Но нет ли наивности в предположении, что министр Дмитрий Ливанов проводит какую-то «свою», не санкционирован­ную свыше реформу или же обращение к премьеру это просто жест отчаяния?

— Мы не теряем на­дежды. Основание — выступление гла­вы Правительства РФ на общем собра­нии РАН, в котором он выразил мысль о том, что рубить топором никто не собирается. На наш взгляд, реформа системы институтов РАН проводится без понимания реальной картины со­стояния и деятельности этих институ­тов и лабораторий, без учета мнения научного сообщества и в конечном итоге не в интересах долгосрочного развития науки и самого государства. Ее целеполагание неизвестно. Инвен­таризации, грубо говоря, то есть про­ведения экспертной оценки того, что есть и что как работает, не проведено. А между тем нынешнюю модель орга­низации и финансирования науки уже предназначили к слому.

Согласно Программе фундаменталь­ных исследований, руководить ей бу­дет некий координационный комитет, от формирования которого РАН устра­нили. Что он решит, то и будет. Скажет не давать денег — не дадут. Отрезание от базового финансирования резко со­кращает количество научных кадров в стране. Может, в этом и цель? Так же, как и реструктуризации. Никто не ска­зал, для чего вся эта реформа проис­ходит, какой результат хотят получить. Нельзя исключить, что в результате многие академические организации будут поглощены вузами или другими структурами. В США большая часть науки делается в университетах. Но у нас же другие исторические традиции. Хотите иметь и университетскую на­уку — пожалуйста. Создали федераль­ные университеты — давайте посмо­трим, как они работают.

Мы не против реформ. Но они не должны вести к уничтожению. Наука ведь и без того стоит на коленях. Вот уже почти два года с начала рефор­мирования РАН мы пытаемся донести до госструктур свою позицию. Она за­ключается в том, что нельзя академию отлучать от участия в управлении на­укой. Неправильно смотреть на иссле­довательские институты исключитель­но как на «хозяйствующие субъекты».

— Вы говорите о самоуправлении, а высокие должностные лица государ­ства считают, что управление наукой должно быть централизовано и сосре­доточено в правительстве.

— Если все это пере­дать на откуп чиновникам, мы можем просто потерять российскую науку. Вместе с научными коллективами и институтами исчезнут целые направле­ния, а оставшиеся выродятся в бюро­кратические учреждения, где не будет места научному творчеству. Сегодня три главных субъекта национальной науки — Минобрнауки, ФАНО и Прези­диум РАН сошлись в клинче. Уже сей­час видно, что эта реформа повторяет худший сценарий реформирования здравоохранения и образования. У тех специалистов, кто уцелел, при незна­чительном повышении оклада резко выросли нагрузки. В науке это вызовет обвальное падение продуктивности и срыв выполнения Госпрограммы раз­вития науки и технологий.

Должно быть обеспечено само­управление науки. Дебюрократизация и уважение академических свобод —необходимые условия восстановления эффективности, а также авторитета и роли науки в обществе. Наукой долж­ны управлять ученые!

— Но есть хоть какие-то положи­тельные результаты за два последних года?

— Я их не вижу. Ре­альные проблемы академической на­уки не решаются, а только обостряют­ся. Это отток из страны ученых, раз­рыв между фундаментальными иссле­дованиями и инновациями, устаревшая приборная база и инфраструктура, от­сутствие механизмов связи между на­укой и высшим образованием.

Роль академии свелась к своеобраз­ному элитному клубу ученых. Функции управления наукой все больше берет на себя ФАНО. Научное сообщество прак­тически лишилось возможности влиять на свою судьбу и судьбу российской науки. Усиление бюрократизации дея­тельности руководства научных органи­заций затронуло и самих сотрудников. Возникают конфликты в академических институтах и региональных научных центрах. И причина очевидна: узкоути­литарный подход к сфере науки и выс­шего профессионального образования.

— Глава ФАНО М. Котюков счита­ет, что уровень госфинансирования науки в России уже соизмерим с рас­ходами развитых стран и сегодня речь может идти лишь об увеличении не­государственных вливаний.

— Это не так. На фундаментальную науку выделяются мизерные средства. И их сокраще­ние в сложившейся экономической ситуации приведет к необратимым последствиям. Мы считаем, что фи­нансирование науки и образования должно осуществляться в приоритет­ном порядке на уровне, объявленном Указом Президента РФ от 7 мая 2012 года. Экономить на науке и образо­вании — значит уничтожать будущее! Теряя науку в регионах, в том числе в национальных республиках, где у нее важная социальная функция — форми­рование и поддержание слоя местной интеллигенции, научных работников и просто образованной молодежи, — мы закладываем мину под единство на­шей многонациональной страны.

— Одной из общих проблем наше­го развития является невостребован­ность результатов научных исследо­ваний со стороны российской эконо­мики. Обвинять в этом академическое сообщество как—то странно. Но как тогда вы расцениваете голоса с вы­соких трибун, призывающие ученых думать о заработках?

— Нам действительно необходимо в сфере прикладной науки воссоздать национальный сектор ис­следований и разработок — инноваци­онный локомотив промышленности и бизнеса. Без него мы не вступим в клуб мировых технологических лидеров.

Однако было бы ошибочно всю на­уку воспринимать как совокупность бизнес—проектов. Это совсем особая среда. Показатель общего уровня раз­вития страны — главный инструмент модернизации общества и государства. Если мы хотим поддерживать и укре­плять национальную конкурентоспо­собность, приумножать человеческий капитал, мы обязаны сохранять и по­стоянно развивать научную и научно—техническую среду. В ее питательном бульоне формируются научные лидеры мирового уровня. Значит, нам нужно иметь исследовательские институты, охватывающие широчайший спектр областей фундаментальной науки и с достаточным числом ученых. Никакие действительно прогрессивные преобра­зования не должны предполагать даль­нейшего сокращения численности на­учных работников или административ­ного секвестра тематики исследований.

— Реформирование может све­стись лишь к сокращению сектора на­уки и ее роли в жизни общества.

— Повторяю, без мас­совой науки гении не рождаются. Мне кажется, что в Минобрнауки это не по­нимают. Видимо, чиновники думают, что наукой призваны заниматься толь­ко выдающиеся, сингулярные лично­сти. Это не соответствует реальности. Нужна и массовая наука. Вместе с тем важно развивать центры науки и на­учного образования высшего мирового класса. В тех областях, где мы способ­ны быстро воссоздать научные коллек­тивы, где сохранились ведущие науч­ные школы, очень остро стоит вопрос восстановления научной инфраструк­туры, модернизации существующих и создания новых научных установок и комплексов. Не только квалификация ученого, но и качество инструмента­рия влияет на уровень науки.

— У научного сообщества есть кон­цептуальное видение того, что надо делать?

— Естественно. Участники конференции предложили следующие неотложные меры по раз­витию российской науки.

Первое, поддержка «базового» фи­нансирования фундаментальной на­уки, по крайней мере на уровне 2014 года, с проведением объективной и компетентной оценки результативно­сти работы научных организаций. Мы за конкурсное финансирование, в том числе научными фондами, но не за счет базовых средств.

Второе, целевая поддержка лидиру­ющих научных организаций и лабора­торий, работающих на высшем миро­вом уровне, создание новых центров, поддержка конкурентоспособных на мировом уровне научных школ.

Третье, формирование программы воссоздания и развития научной ин­фраструктуры, всесторонняя ее экс­пертиза и ускоренная реализация, в частности, в рамках государственной инвестпрограммы.

Четвертое, реализация сформиро­ванных государством и научным сооб­ществом приоритетов фундаменталь­ной и прикладной науки путем созда­ния соответствующих государствен­ных программ, в том числе междисци­плинарных или межведомственных, с открытыми и прозрачными процеду­рами принятия решений и финансиро­вания, повышенной ответственностью участников за результаты.

Вот о чем должна идти речь. Иначе в ходе столь деятельного реформирования науку могут просто выплеснуть вместе с водой, как ребенка из поговорки. Или же, как образно сказал один мой коллега, она попадет в ситуацию старого Фирса из «Вишневого сада».