Полонский прибыл из Камбоджи в шортах и шлепках, завернувшись в одеяло. Печальный итог (промежуточный, во всяком случае) яркого жизненного пути. Это довольно распространенная и очень простая история, начавшаяся в конце 90-х. К осени 99-го года средний квадратный метр в Петербурге стоил 360$ (тогда квартиры продавали за доллары и только за доллары), а к лету 2008 поднялся до 4500$, то есть в двенадцать раз. Примерно за тоже время акции «Газпрома» выросли в 20 раз, а «Сбербанка» в 150 (если я не ошибаюсь).

Любой, у кого водился миллион-другой в 1999 году, мог стать к 2008 очень богатым человеком, просто купив биржевой или не биржевой актив. Процесс легко ускорить, используя кредитное плечо. Понятно, покупая «Газпром» из расчета, скажем, 50% заемных, 50% своих, можно увеличить доход до 40 раз (для простоты считаем, что дивиденды перекроют проценты по кредиту). А если 80 на 20? Получается в 100 раз. А если при росте акций занимать дополнительно и снова скупать акции?
В реальной жизни, конечно, так просто не выйдет, предложенная модель приведет к банкротству, при любом резком колебании, необходимо действовать более тонко, покупать опционы и прочее. Но, в данном случае, речь не о тонкостях, а о том, как на протяжении почти 10 лет более рискованная модель ведения бизнеса безоговорочно выигрывала и, чем рисковее, тем больше выигрывала.

У застройщиков три источника кредитования: банки, покупатели долевки и облигации. Понятно, что при постоянном росте цен больше всех зарабатывает самый безрассудный, рискнувший максимальным долгом. Как можно больше занять на бирже и у банков, как можно больше купить площадей под застройку, как можно скорее пустить проект в продажу, на вырученные деньги купить новые площадки. Рост цен на квартиры отражался на стоимости земли с усиливающим коэффициентом. Это, в общем-то, ясно. Если квартиры растут в цене быстрее инфляции и стоимости строительства, земля дорожает еще быстрее. Можно было покупать землю дороже рынка, можно было подписывать невыгодные подряды, рост цен легко нивелировал любые ошибки, кроме осторожности. Собственно, модель мало менялась от отрасли, повсюду вознаграждалось наиболее безрассудное поведение. Конечно, правило не полностью универсально. Случались и поражения оптимистов. Например, покупка участка сомнительной юридической чистоты или недоучет градостроительных настроений властей, вообще, просчеты в отношениях с властями могли привести к плачевным результатам. Но в целом риск и смелость всухую одолевали расчет и осторожность.

В 2008 пузырь лопнул. Состояние девелопера, грубо говоря, можно исчислить, как активы, то есть непроданная недвижимость и незастроенные участки, минус пассивы, кредиты и обязательства по достройке уже проданной недвижимости. Активы резко подешевели и стали меньше пассивов. Началась агония, занявшая несколько лет.
Особенное поведение требует особенных людей. Когда богатый человек ставит все на карту, рискует всем, это не просто жадность. Жадность как раз требует снизить риск, сохранить то, что уже есть. Для выдающегося успеха надо было отчаянно, безоговорочно верить в свою звезду.
Видимо, такая вера и приводит к эпатажному, довольно странному поведению. Если посмотреть на крупнейшие строительные (и не только) компании, то легко заметить, что их владельцы не стремятся в светскую хронику.

Самый публичный в стране девелопер в тюрьме, самый публичный владелец розничной сети в Лондоне. С их менее светскими коллегами такие катаклизмы скорее исключение. Есть основание полагать, что среди причин фиаско немалую роль сыграла привычка думать о себе нескромно.

Здесь не осуждение. Мне, как, наверно, и всякому другому, случалось встречать людей, одурманенных, вплоть до полной невменяемости, куда более скромным успехом. Сложно сохранить трезвую самооценку, если всего несколько лет назад ты решался на затратную аренду хрущевки в Жулебино, а сегодня покупаешь пентхаус в Кенсингтоне, и, в общем-то, очень недорого. Сравнимые деньги и даже в разы больше пришли недавно от случайного побочного гешефта. Неумное решение, принятое в утреннем раздражении, под настроением, скверном от недосыпа и похмелья, переворачивает тысячи жизней. Едва знакомые люди ловят каждое твое слово. Ты на вершине и вот-вот дернешь бога за бороду.

Да, продолжать здраво смотреть на себя и мир, заработав огромную кучу денег, не самый частый дар. Еще труднее, потеряв деньги, признать собственную вину и просчет. Даже в менее радикальных случаях, чем у Полонского, рухнувший бизнес-колос попадает в печальный тупик. Сохранив несколько десятков или сотен миллионов, он становится обычным сорокалетним дядькой при бабках, какие водятся за каждым втором столиком модного лондонского или московского ресторана. Обычным. Не небожителем, поучающим свысока. Проблемы денежной достаточности, в общечеловеческом смысле, он не знал много лет, легкое удовлетворение повышенных потребностей для него также нормально и незаметно, как дыхание и кровообращение.

Подобное несчастье не того свойства, чтобы извлекать массовую слезу сочувствия, но все же вполне реально. Мужчина бродит между ресторанами и пляжами, ежедневно обдумывает случившееся, с горечью понимает, что сегодня у него недостанет сил снова покорить бизнес-вершину. Рано или поздно он, наконец, осознает полноту вины жадных банков, нечистоплотных партнеров и, разумеется, проклятого Путина с его преступной кликой.

История знает людей, поставивших все и сорвавших банк, но мало говорит о легионах проигравших. Сколько художников бились как Иванов десятилетиями над главным полотном своей жизни, прошедшим после незамеченным? Много ли мы знаем об талантливых инженерах, современниках Генри Форда, положивших жизнь не на автомобили, а, скажем, на дирижабли?

У жизни безжалостное чувство юмора. Сначала подходящий человек попадает в правильное место в правильное время. И в ту секунду, когда он почти касается неба, жизнь безжалостно роняет его вниз. И чем больше жертва сопротивляется, как делал это Полонский, тем ниже роняет.