До недавнего времени самой счастливой страной в мире считалось маленькое тихоокеанское Вануату (слышали про такое?). Но за все в жизни надо платить, а особенно — за счастье. В марте 2015 года на острова Вануату обрушился страшный ураган «Пэм», погубивший десятки людей и разрушивший 90 (!) процентов зданий в столице страны.

Место счастливейшего из государств оказалось вакантным. Но ненадолго. Ибо свято место пусто не бывает. Заняла его, как вы уже, наверное, догадались, Российская Федерация. Достойный (право)преемник Вануату.

На днях Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) опубликовал результаты исследований о счастье и несчастье, оптимизме и пессимизме россиян. Получилось примерно следующее.

Счастливыми считают себя 80% наших сограждан. Притом 29% — совсем счастливыми, а 51% — скорее (т.е. почти совсем) счастливыми.

Кроме того, мы, т.е. россияне, считаем нынешнюю ситуацию в стране лучшей за 5 лет. Несмотря на падение рубля, инфляцию, войну в сопредельном «братском» (этот эпитет без кавычек уже и не используешь) государстве, закручивание гаек, нарастание духовно-скрепленного маразма и т.п.

Так называемый индекс социальных настроений (показывающий, как люди оценивают ситуацию в их собственной стране) достиг 70 пунктов — оказывается, это абсолютный положительный рекорд за всю историю измерений. Оценка россиянами их личной жизни — и того выше: 84 пункта. Рекорд рекордов.

(Примечательно, впрочем, что о личной жизни лучше всего отзываются небедные люди в возрасте от 18 до 24 лет. Ну еще бы: по анекдоту, чукча был тогда молодой, его девушки любили.)

А индекс социальных ожиданий, показывающий, как люди оценивают свое будущее, а не настоящее, с января по март вырос на 20 пунктов. Как утверждают социологи, положительная динамика связана с удвоением доли тех, кто уверен: тяжелые времена уже позади (с 11% в январе до 22% в марте с.г.).

В общем, жить хорошо, а станет еще лучше ©.

Правда ли все это? Можно ли доверять таким цифрам.

И да, и нет.

Уверен, что ВЦИОМ свою работу сделал профессионально и качественно, без каких-то там фальсификаций. В этом смысле цифры верны.

Формально — верны.

Социология — вещь очень хитрая, если не сказать изощренная. Сама постановка вопроса здесь кардинально влияет на результат. Не говоря уже об интерпретации результата.

Вот недавно был проведен опрос среди русских людей: кого бы вы поддержали в схватке исламистов — ИГИЛ (Исламское государство Ирака и Леванта) или Талибан? 90% респондентов ответили: Талибан. Этот итог можно при желании интерпретировать так: подавляющее большинство россиян — сторонники талибов.

И с точки зрения социологической формы не подкопаешься. Но, как говорил в подобном случае наш вчерашний юбиляр В.И.Ленин, по форме — все правильно, а по сути — издевательство.

Но дело не только в тонкостях социологических методов. Позволяющих при желании установить, например, прямую причинно-следственную связь между длиной носа (формой ушей) человека и его политическими взглядами. Скажем, избиратели с носом длиннее 6 см голосуют преимущественно за либералов, а более коротконосые — за «Единую Россию». Тоже вполне себе был бы научный результат.

Дело еще и в том, что в ответах на вопросы социологов респонденты часто не говорят правды. Во всяком случае, всей правды.

Поскольку они боятся этой правды сами. Ведь одно из качественных психологических определений гласит: правда — это устраивающая версия. Грубо говоря, если меня устраивает версия, что я хорошо пою (на самом деле нет), то я поверю в нее сам и постараюсь заставить поверить других. И если социологический интервьюер меня спросит, я, конечно, скажу, что пою хорошо. Поди проверь!

А если опросить людей, совершали ли они в жизни мелкие кражи в магазинах, многие постарались бы стереть воспоминания об этих дурацких эпизодах через неправдивый ответ. Не так ли?

Принципу «правда — устраивающая версия», круто искажающему социологическую оптику, подвержено все человечество. По крайней мере изрядная его часть. Но есть еще и отдельная болезнь авторитарной системы, которая существует у нас в России.

В такой системе интервьюер воспринимается многими как полицейский агент власти. Желающий понять не твои подлинные мысли, а степень твоей мыслелояльности этой власти.

Вот ляпнешь, допустим, ты, что не любишь Путина, а завтра вызовут тебя в местное ФСБ. И ты 30 000 раз пожалеешь, что ляпнул. Так чего рисковать, раскрывая свои никому в общем-то не нужные мысли? В этой ситуации респондент зачастую отвечает не то, что полагает истинным, а то, что, в его понимании, власть хочет от него слышать. Вы хотите убедиться, что я люблю Путина? Да, люблю, люблю, ради Бога. Только отгребитесь.

И этот феномен усугубляет искажение опросной картины.

Так что не все так уж ясно с реальным социальным оптимизмом и счастьем нашим с вами, возлюбленные россияне.

Здесь, конечно, мой критик может усмехнуться и сказать: ну ты загнул, старик! Ведь наш народ действительно счастлив. Независимо от опросов. Счастлив не просто количественно, а качественно. Доказательства? Да вот хоть история с только что случившейся поездкой Владимира Путина в Хакасию, к местам страшных пожаров. На вопрос, как они поживают, погорельцы — непосредственные жертвы пожаров, лишившиеся всего небогатого добра, — громко и последовательно кричали: хо-ро-шо! И щедро благодарили власть, которая не смогла смертоносные пожары предотвратить.

«Кажется, трудно отрадней картину нарисовать, генерал?» ©. (Генерал — это не я, если что).

И критик мой будет абсолютно прав.

Счастье — вещь глубоко субъективная. Цельная и целостная. Она не разлагается на отдельные компоненты и детали. Не зависит от цен на нефть и курсов валют.

Счастье — как легендарный Винни-Пухов мед: это такой странный предмет — или он есть, или его нет.

Счастливым можно быть в одиночку. Это, как правило, удел гениев, героев, маньяков, безумцев.

Счастлив наркоман, сделавший себе инъекцию героина. Счастлив пожилой профессор, влюбившийся в юную студентку и сбежавший с ней из привычного мира, бросив все прежнее. Счастлив тиран, упивающийся обществом своей единственной возлюбленной — власти.

Но для многих счастье — вещь коллективная. Быть среди своих, в своей среде. Понимать окружающих и быть понимаемым ими. Говорить с ними одним языком и на одном языке (что не одно и то же). Чувствовать свою уместность именно в этом обществе, здесь и сейчас. (Несчастен тот, кто родился не вовремя или не к месту. Впрочем, это тема для отдельного большого разговора, не в этом тексте.)

И Владимир Путин действительно подарил счастье многим миллионам людей. После аннексии Крыма многие миллионы словно вернулись в молодость. Когда деревья были большими, а страна — великой. Где право унижать и бить нас принадлежало исключительно нам самим. В меру нашего трудноискоренимого исторического мазохизма.

Говорят, тогда мы жили голодно? Да мы и потом, после СССР, нимало не жировали.

Исчезают наши гражданские свободы? Но зачем нам свободы, если они не приносят счастья? Счастье для многих — антоним свободы.

Счастлив тот, кто смог сбросить самый тяжелый груз — бремя ответственности.

У нас что-то не клеится? Виноват Барак Обама, это уже ясно. И пока он жив, клеиться и не может. А после Обамы придет какой-нибудь другой негодяй, и все пойдет по следующему кругу.

Трудно объяснить счастливому, что он не должен радоваться. И главное — почему не должен.

И раз правда — устраивающая версия, а нас устраивает версия, что мы счастливы, то так оно и есть.

Это не значит, что отрезвление не придет. Скорее наоборот.

С этого мы начинали. За все в жизни надо платить. И самую высокую цену — за неосновательное обогащение счастьем. Помните ураган «Пэм», расчистивший России дорогу к престолу наисчастливейшей страны?

Может быть, какой-то друг этого урагана уже вызревает в океане времен.