Под «балтийской эмиграцией» принято понимать явление последних лет, когда люди, обладая паспортом гражданина ЕС, уезжают в поисках лучшей жизни. Но есть и первая волна: конец 90-х — начало 2000-х, когда эмиграция была похожа на изгнание, и многие вдруг лишились не только перспектив, но даже жилья. Своими воспоминаниями с порталом RuBaltic.ru поделился Роман.

Роман, 31 год, журналист, фотограф. Родился в Риге, переехал в Москву вместе с мамой в 2003 году. Дату переезда считает свои вторым днем рождения.

«КОГДА ПЕРЕЕХАЛ»

Мы выехали 21-го числа. Ехали в грузовом автобусе, часть была сделана как спальные места, а 2/3 — грузовые. Мы со всеми своими вещами переезжали. Несколько месяцев упаковывались. Пересекли границу в ночь с 21 на 22-ое. А 23 февраля я решил съездить в город. Народ отдыхал, улицы были пустыми. Я пошел смотреть Кремль, Старый Арбат. Очень интересные впечатления — ты ходишь и понимаешь, что это уже не просто достопримечательность, а твой дом.

Да, это мой второй день рождения. Да, потому что в Латвии лично нам было очень плохо. У нас была отнята квартира по программе денационализации. И национальный вопрос, притеснения и принижения. И языковой вопрос в том числе. Дело не в том, что я знал или не знал латышский язык. Кажется, что если ты родился в стране, то можешь рассчитывать на какое-то элементарное уважение. А тут просыпаешься в другом государстве и всюду должен как оккупант, который кровавым режимом насиловал государство 50 лет подряд. Хотя я ничего плохого не сделал. Такое отношение всегда напрягает.

По воспоминаниям матери, которая оказалась в Риге в 1960 году, Советский Союз из Риги сделал европейскую «конфетку» из деревенского захолустья. Она тогда жила в центре, почти у центрального вокзала. Чего стоит только одно воспоминание, что из деревянных, врытых в землю хуторских домов с сухими туалетами и мостовыми из булыжника, Советская власть построила новые дома из силикатного белого кирпича, положила асфальт, построила дороги до любой латвийской деревни, расширяя транспортную сеть новенькими автобусами. Рижский телецентр, больница Страдиня, заводы — этого всего не было. Соседний Псков на «континентальной» части СССР жил гораздо хуже, чем Латвийская ССР. И в один момент благодарность превратилась в ненависть и «кровавый оккупационный режим». Это смешно.

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Ты являешься владельцем квартиры, а потом вдруг — раз — и не являешься. Потому что появились бывшие родственники из Канады, Израиля, Германии, сосланных в Сибирь. Мы моментально стали людьми, которые, оказывается, снимают это жилье, а не владеют им.

Эти документы о родстве вообще в те годы запросто покупались. То, что схема преступная, многие понимали, но никто не мог ничего сделать. Приезжали люди и, ничего не вкладывая, начинали управлять этим имуществом. Коммуналка не обновлялась, горячая вода исчезла с развалом Союза. Да, в доме не было горячей воды начиная с 1991 года! Отопление включалось как подарок 25 декабря. Санитарные условия не выдерживали критики.

Приходили счета за мифические услуги о якобы проводимых дератизациях (от крыс избавлялись). Постоянно прорывались трубы и затапливались кипятком подвалы — в общем, происходила полная деградация сантехнической и вообще бытовой составляющей дома. «Рисовали» счета, зарабатывая на имуществе, в которое ничего не вложили.

Уезжая из Латвии, продавать нам было нечего. Мы оказались «гостями» не только с позиции государственной идеологии, но и с точки зрения жилищного вопроса. У нас ситуация оказалась еще не самая плохая. Были же семьи, которые стояли годами в очереди на квартиру, складывались в несколько семей и обменивали свои небольшие на одну большую квартиру в центре, и оказывались в результате без всего.

«СВОЙ» — «ЧУЖОЙ»

Те же паспорта неграждан. Мы все оказались негражданами. Кстати, до сих пор в то, что в английском варианте в паспорте написано «Alien», многие поверить не могут. Вкладываться в натурализацию я не желал — я тогда уже понимал, что это не та страна, которая может многое тебе дать как гражданину. Получать гражданство, чтобы потом перебраться в Англию-Францию и чувствовать себя снова гостем, я не хотел.

От отношения многое зависит. Когда к тебе относятся как к «чужому», ты перестаешь воспринимать и сам город, и все эти красивые улицы как «свои». Я ощущал тогда, что все русскоязычное население Латвии — временщики. То огромное количество препятствий, которое вдруг появилось, выражалось в одном лозунге: «Чемодан-вокзал-Россия». Ну, ладно. Раз так, то и уедем.

Кто-то остался, кто-то продолжает бодаться, кто-то натурализовался и продолжает разговаривать на русском языке.

БОЛЕЕ ЧЕМ АДАПТИРОВАЛИСЬ

Я закончил школу в 2001 году. Помню, что даже не пошел на выпускной вечер: появилась возможность подменить человека в газете, в «Панораме Латвии». И там я потом отработал порядка двух лет, потому что тот, кого я подменял, так на работу и не вышел. Опыт оказался хорошим. 11 сентября 2001 года я встретил на работе, пытаясь во всеоружии сдать номер. Закалку получил что надо! А в феврале 2003 года мы перебрались. Ситуация в России начала внушать, наконец, доверие.

Нелегко дался поиск первой работы сразу после переезда. Было много непонятного с документами, хотя, как мне кажется, — у кого их на новом месте нет? Для людей, которые мало переезжали, любая перемена — стресс. У матери даже появилась привычка — постоянно общаться с людьми. В Риге люди достаточно закрытые, любой человек, который подходит к тебе на улице, воспринимается подозрительно. А здесь иначе: разный менталитет. У мамы открылось второе дыхание в плане общения с людьми, несмотря на то, что она уже была в наименее гибком для перемен возрасте. Мы более чем адаптировались.

Мама нашла работу не без проблем. Пыталась найти работу в школе, но местные дети, конечно, отличаются от рижских. Мама год отработала, но не смогла привыкнуть. Потом устроилась в крупный российский экономико-математический ВУЗ, где работает до сих пор.

Вообще у меня мама микробиолог, в советское время работала в РНИИРПе (Рижский НИИ радио-изотопного приборостроения), имела отношение к созданию «Бурана», между прочим. Кстати, забавная «оккупация» — строить множество крупных научных предприятий, участвующих в космической программе СССР. Да еще потом из Риги ездить по СССР с проверками производств. Я не ошибся, сотрудники из Риги ездили и проверяли, как работают предприятия на «континентальной» части СССР.

Вместе с Союзом развалился и сам институт, вместе со множеством других предприятий. Тогда все выживали, как могли. Пошив и торговля ботинками — это наименее безобидное, чем приходилось заниматься. В середине 90-х мама устроилась в школу преподавателем.

И маленькая деталь — мы скрывали мысли о переезде в Россию, и даже сами мысли о другой стране, так как в школе мать быстро бы уволили за такое.

У меня сейчас российское высшее образование, полученное на родном русском языке. Когда поступал, было небольшое отставание в программах обучения, так как латвийская средняя школа не совсем дотягивает до российской, поэтому пришлось «догонять» эту разницу.

Я САМ — «ПОНАЕХАВШИЙ»

Отдельно интересны были вопросы рижских родственников и товарищей: а кому вы там нужны? И в конечном итоге возник внутренний протест: а почему мы вообще должны быть кому-то нужны? Мы сами должны быть себе нужны. Нужны ли кому-то, к примеру, армяне здесь, в Москве? Сами приезжают и сами все делают, никого не прося о помощи! А чем мы хуже?

Надо сказать, я и поэтому наименее национально настроен против «понаехавших», как иногда в шутку в России говорят. Я сам «понаехавший», и считаю, что таким образом русская культура, быт, история обогащаются «новой кровью». Восточные люди хозяйственные, семейные, тянут своих, и крайне гостеприимные — всегда сначала всё гостю, потом себе. Мы, прибалты, вежливы, пунктуальны, исполнительны. Считаю, что те, кто сомневается и всё еще задает себе вопрос «кому мы нужны», просто не понимает своих преимуществ.

Рига всегда была более европеизирована, чем остальные города СССР, и надо отдать должное, советская власть поддерживала это. Поэтому люди из Прибалтики всегда могут найти нишу для работы в России, просто потому что сама Россия всю свою историю обогащала свой костяк, свою государственность, благодаря смешиванию культур, и синтеза чего-то нового на этой основе. Вспомните, кто по национальности де Толии, Багратион, Рокоссовский, Крузенштерн, Ландау, и вы поймете, о чем я. Поэтому иногда возникающие провокации, вроде «Россия для русских», не имеют и не должны иметь никакого шанса на победу в России, именно потому, что не имеют смысла. Мы все — русские по духу, принявшие нашу культуру, историю как свою, и готовые работать для процветания. Поэтому национальный вопрос следует всегда и везде максимально сглаживать, потому что конфронтация на этой почве — тупик. Мы в Латвии наелись этим по полной программе.

МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ

Самое сложное в адаптации? Ну, например, я до сих пор не всегда правильно ставлю ударения в русском языке. До смешного! Я вырос в Латвии, и мне привычнее ударение на первый слог. Поэтому иногда неверно произношу чьи-то фамилии. А для мамы? Мама — советский человек. Россия российская и Россия советская не сильно отличаются. То, что мы называем «совком» на самом деле связывает людей. Даже латышей! Ездили с женой недавно в Париж и познакомились с таксистом. Он латыш. Надо было на запись в диктофоне поставить его монолог! Я вообще не ожидал от латыша услышать недовольство тем, что развалили Советский Союз! Ему около сорока лет, он в Париже занимается извозом и говорит, что с развалом Союза никто лучше жить не стал. Так что, говоря об адаптации моей матери в Москве, надо сделать скидку — она никогда не была латвийским человеком, была в первую очередь человеком советским.

В России огромное количество перспектив. Здесь несложно начинать дела. С точки зрения возможностей никто тебе особых препон не ставит, рынок огромный. С точки зрения коммунальных платежей в России значительно дешевле жить. Неудобства доставляет, правда, транспортный коллапс, который случается в любой крупной столице, вроде Москвы, Санкт-Петербурга. Не всякий человек также выдерживает московский ритм. Приезжая из маленького тихого города, можно сойти с ума.

Ну и еще один московский минус выражен в знаменитой фразе: «Москва слезам не верит». Здесь много людей и большая конкуренция, поэтому тем, кто не готов бороться, придется нелегко. На все твои проблемы у Москвы будет один ответ: «Мы берем на работу тебя, а не твои проблемы». Хотя есть и огромное количество людей, готовых прийти на помощь вне рамок своих полномочий. Просто попробуйте на перекрестке встать с картой и озадаченно на неё посмотреть. В течение пяти минут к вам подойдут и спросят, чем можно помочь.

«ВРАЖДЕБНОСТЬ — НЕ ОТ ЛЮДЕЙ. ЭТО ПОЛИТИКА»

После отъезда я был в Риге несколько раз, последний — в 2008 году. У меня же отец остался в Риге. Я очень люблю рижскую осень! Особенно в Сигулде! Я очень скучаю по юрмальским соснам. Скучаю по Юрмале и Сигулде. Это то, чего мне порой не хватает в моей нынешней жизни.

Я интересуюсь жизнью в Латвии, регулярно читаю местные СМИ. Читаю туристические порталы о Латвии. Ну и большое количество бывших одноклассников. Какие-то новости находят во мне очень большой отклик. Иногда даже захожу на сайт нашей школы.

Может ли что-то измениться в Латвии, чтобы мне захотелось вернуться? Простите, но хороша ложка к обеду. Наверное, должно было быть меньше враждебности в те годы. Это ни в коем случае не исходило от людей, нет. Яркий пример — висящий у нас дома на стене глиняный гномик, подаренный коллегой-латышом, который очень огорчился, узнав, что мы увольняемся и переезжаем. Пожелал удачи на новом месте и просил Ригу не забывать, подарив на память поделку ручной работы. Работа, особенно тяжелая, сближает людей. Здесь нет времени выпендриваться, и каждый подставляет плечо в трудную минуту. В таких условиях быстро выветривается вся шелуха, и на первый план выходят человеческие качества. Я больше чем уверен, что в бытовом общении в Латвии огромное количество людей готово делать друг для друга всё, что возможно, и по работе, и в быту. Но информационно-политический фон зачем-то ссорит людей, особенно тех, кто не склонен вчитываться в историю. Это политика.