В индийском посёлке Джария уже почти сто лет под землёй горит уголь — по миллиону тонн каждый год. Правительство попыталось выселить оттуда людей в безопасную зону, но они предпочли остаться в этом аду, чтобы нелегально добывать уголь из копанок. Похожая ситуация и на Донбассе, где люди лезут в норы, чтобы добыть пропитание.

Если быть точным, уголь в посёлке Джария и его окрестностях горит 98 лет — первый пожар занялся в 1916 году, и с тех пор он только расширялся. Уголь даже сегодня имеет для Индии стратегическое значение — на него приходится 70% энергии страны. А полвека назад — и вовсе 90%. Поэтому до последних дней индийское правительство закрывало глаза на ад, творящийся в Джария — стране нужен был уголь.

На тушение подземных пожаров всё это время у властей не было ни желания, ни денег — для страны Третьего мира это норма. Более того, даже после национализации угольной отрасли в стране в 1971 году менеджеры шахт заставляли работников лезть в преисподнюю, в буквальном смысле в норы, рядом с которым бушевали подземные пожары.

В 1990-е годы подземные пожары вырвались наружу — языки пламени били из трещин в земле, из домов, со дна быстро обмелевших водоёмов. На ситуацию уже невозможно было закрывать глаза. Тогда индийское правительство решило переселить из этой местности (площадью примерно 60 кв.км) 90 тысяч человек в более безопасные места. Стимулом для переезда выступали единовременные пособия на каждого человека в размере 10 тысяч рупий (примерно 170 долларов) — для семей, где в среднем 4-5 детей, это была по местным меркам значительная сумма (на 1 тыс. долларов такая семья могла бы купить 30-40 соток земли — в стране, где собирают 3-4 урожая в год, этого вполне хватило бы для прокорма). Но подавляющее большинство шахтёрских семей отказалось от переезда, аргументировав это тем, что «боги уже определили им судьбу вечно добывать уголь» (в российском варианте ньюэйджа — карму).

Почти все шахтёры и даже члены их семей в Джарии больны, так как горящий уголь выделяет опасные для здоровья газы и сажу. Уровень раковых заболеваний здесь в 3 раза выше, чем в среднем по Индии, лёгочных расстройств — в 6-7 раз, младенческая смертность — в 2 раза. Центральное правительство признало эту местность зоной бедствия и запретило добывать здесь уголь. Но это не остановило местных шахтёров — большинство из них основали нелегальные копанки, где они добывают уголь с помощью примитивных инструментов. Средний доход с одной такой копанки (на ней работают 4-5 взрослых из 2-3 семей, им помогают дети) — до 500-600 долларов в месяц. Около 10-15% дохода им приходится отдавать коррумпированным местным властям, которые делают вид, что не замечают этой деятельности.

Примерно такая же ситуация, как в индийской Джарии, сложилась ещё в одном регионе Третьего мира — на Донбассе. С развалом СССР угольная отрасль здесь становилась всё менее рентабельной, большинство шахт в итоге было закрыто, а уголь с тех предприятий, где ещё шла работа, дотировался из бюджета. Но в отличие от Индии местным шахтёрам никто не предлагал никакой компенсации за утрату возможности вести традиционную деятельность. И десятки тысяч людей на Донбассе были вынуждены тоже уйти в нелегальную добычу угля, сооружая такие же копанки.

В марте 2012 года на сессии Донецкого облсовета выступал с докладом начальник Главного управления МВД Украины в Донецкой области Виктор Дубовик. Он сообщил, что на территории региона расположено 314 копанок и 23 карьера, деятельность которых систематически останавливается «путём разрушения поверхностных строений и изъятия шахтного оборудования. Остаются не ликвидированными непосредственные выработки открытых копанок, что дает возможность в любое время возобновить процесс добычи угля. А поставить возле каждой копанки милиционера нет возможности».

Тот, кто хочет открыть свою копанку на Донбассе, ищет инвестора, готового вложить в оборудование для этого кустарного производства — обычно это 100-150 тысяч гривен (по нынешнему курсу до 500 тысяч рублей). На каждой, даже закрытой, шахте есть маркшейдерские карты угольных пластов, их можно купить за небольшие деньги. По этим картам определяют, где остались свободные, невыработанные пласты. Ещё есть нетронутые целики, которые оставляли под посёлками, под жилыми домами. А некоторые копанки оборудованы в лесу, даже баньки там стоят. Тогда невооруженным взглядом в лесу видна широкая колея — ведь уголь вывозят тоннами.

Определив место будущих работ, нанимают профессиональных угольщиков — открывать копанку. На нелегальной мини-шахте обычно работают в три смены — по 8 часов, или в две смены — по 12 часов. В смене, как правило, 4 человека: два в забое — один рубит, второй за ним крепит, и периодически они меняются; третий человек работает возле волокуши и наполняет ёмкость, которая представляет собой корыто с высокими бортами, углём; а четвертый — управляет лебедкой. Волокуша обычно вмещает 450-500 кг угля, и её поднимают на лебёдке на поверхность. Таких волокуш за смену работники могут дать на хорошем пласте до 20 штук (т.е. до 10 тонн за смену).

Выработка ведётся крайне примитивным способом: пласт, идущий наискосок вниз, крепят лесом, по старинке. Иногда он простирается на 300 метров в глубину. Важнейшие элементы оснащения копанки — электрический дизель с компрессором, который нагнетает воздух по пластиковому шлангу, подсоединенному к пневматическому отбойному молотку. И через отбойный же молоток поступает свежий воздух в выработку, ведь вентиляции в копанках никакой нет.

Оплата производится по факту добычи. За одну тонну платят 90-140 гривен. Как уже говорилось выше, за смену 4 человека добывают в среднем 8-10 тонн угля. Платят им не за время, проведённое под землёй, а только за добытый уголь, не считают спуски и возможные поломки оборудования. Максимум за день можно заработать 500-600 грн. Детский и женский труд тоже часто используется — на просеве угля, где он разделяется на фракции.

Копанки на Донбассе крышевали и криминальные элементы, и силовики. В целом нелегальная добыча угля из таких копанок в Донецкой и Луганской областях оценивалась в 1 млрд. долларов, из которых до 300-400 млн. долларов уходило бандитам и силовикам.

Люди именно из этой «отрасли» дали основную массу ополченцев в ДНР и ЛНР — рядовые копатели стали пехотой ополчения, их «крыша» — командирами.