Сейчас «общественное мнение» наступившей в 1991-1993 годах эпохи Реставрации изо всех сил подталкивает идейных наследников красных, большевиков, революционеров 1917 года (или тех, кто считает себя таковыми) в той или иной форме осудить расстрел бывшего царя и его семьи. Вон, пишут, что в Орске депутат облдумы от КПРФ Сергей Сибикин заплатил за установку биллбордов с портретами августейшей семьи и слоганом: «Прости нас, Государь!». (Ох, с каким удовольствием настоящие красные 1918 года поставили бы этого монархического перерожденца к стенке!) Но есть и более мягкие формы осуждения. Самая мягкая форма, пожалуй, такая: сказать, что бывшего царя и его семью расстреляли по решению Уралсовета, а столичная Советская власть к этому, мол, непричастна ни сном, ни духом.

Но это же неправда. И дело не только в том, что ВЦИК одобрил решение о расстреле царя. (В 60-е годы в либеральном «Новом мире», помнится, приводились слова одного из участников того голосования, что это решение одобрили безо всякого удовольствия или радости, но принимая, как необходимость, и никаких возражений не было). И не только в том, что председатель Совнаркома Ленин никогда ни единым словом не отмежевался от расстрела Романовых, и более того, говорил: «в Англии и Франции царей казнили ещё несколько сот лет тому назад, это мы только опоздали (!) с нашим царём». А французы и англичане, которые осуждают за это большевиков, просто «забыли, как они казнили своих королей». «Английские буржуа забыли свой 1649, французы свой 1793 год. Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применять рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии!».

Можно отбросить также и известное историческое свидетельство Л. Д. Троцкого, который писал:

«Белая печать когда-то очень горячо дебатировала вопрос, по чьему решению была предана казни царская семья… Либералы склонялись как будто к тому, что уральский исполком, отрезанный от Москвы, действовал самостоятельно. Это неверно. Постановление вынесено было в Москве… В один из коротких наездов в Москву — думаю, что за несколько недель до казни Романовых, — я мимоходом заметил в Политбюро, что, ввиду плохого положения на Урале, следовало бы ускорить процесс царя. Я предлагал открытый судебный процесс… по радио ход процесса должен был передаваться по всей стране… Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если б было осуществимо. Но… времени может не хватить… Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

— Да, а где царь?

— Кончено, — ответил он, — расстрелян.

— А семья где?

— И семья с ним.

— Все? — спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

— Все! — ответил Свердлов, — а что?

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.

— А кто решал? — спросил я.

— Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Больше я никаких вопросов не задавал, поставив на деле крест. По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтоб запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентских кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал…».

Ну, Троцкий известный «Иудушка», ему верить нельзя, не зря же и в народной памяти он остался пословицей «врёт, как Троцкий», — скажет какой-нибудь «адвокат» Ленина (избави нас, боже, от таких «адвокатов», а с врагами мы как-нибудь и сами справимся).

Но ведь есть ещё свидетельство Надежды Константиновны Крупской, которая написала в воспоминаниях: «Чехословаки стали подходить к Екатеринбургу, где сидел в заключении Николай II. 16 июля он и его семья были нами расстреляны, чехословакам не удалось спасти его, они взяли Екатеринбург лишь 23 июля».

Ключевое слово тут, конечно, «нами». «Мы» — это кто? Ой, едва ли Уралсовет, к которому Надежда Константиновна никогда не имела ни малейшего отношения. Зато в состав понятия «мы» здесь однозначно входит Владимир Ильич (и, скорее всего, более или менее широкий круг большевистской партии). То, что добрейшая Надежда Константиновна так прямо написала, по-моему, ставит точку в этом вопросе, и дальше спорить, чтобы «выгородить» Ленина (как будто он нуждается в этом выгораживании! и как будто он не обложил бы таких «выгораживателей» самой крепкой и презрительной руганью!) и других вождей большевиков, попросту неприлично.

Однако всё дело в том, что Ленин действовал так не сам по себе, не по собственной прихоти или личному капризу, а выражая волю народа, и следуя тому, что юристы именуют «крайней необходимостью». Об этом уже написал в приведённой выше цитате Троцкий, трудно сказать яснее и чётче. Но приведу ещё свидетельство совсем с другой стороны — от бывшего премьер-министра графа Владимира Коковцова. «На всех, кого мне приходилось видеть в Петрограде, — писал он, — это известие произвело ошеломляющее впечатление: одни просто не поверили, другие молча плакали, большинство просто тупо молчало. Но на толпу, на то, что принято называть «народом» — эта весть произвела впечатление, которого я не ожидал. В день напечатания известия я был два раза на улице, ездил в трамвае и нигде не видел ни малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями… Самые отвратительные выражения: «давно бы так», «ну-ка — поцарствуй ещё», «крышка Николашке», «эх, брат Романов, доплясался», — слышались кругом…».

Между прочим, для тех, кто считает себя наследником революционеров, отношение большевиков к Романовым — хороший урок. С одной стороны, если того требуют обстоятельства, революция должна уметь отбросить любые сентиментальные доводы и действовать беспощадно. А с другой стороны, оценим такие факты: вдовствующую императрицу и нескольких великих князей в Крыму революция пощадила, пощадила и одного из великих князей, Гавриила Константиновича, в самый разгар красного террора позволив ему с супругой легально покинуть РСФСР. Что это значит? Да то, что революция вовсе не обязана быть более жестокой, чем того требует от неё необходимость…

А в наше время, когда всё и вся требуют от левых «покаяния» за события 97-летней давности, отрекаться от них и каяться, по моему скромному суждению, — мерзость. Нельзя уступать реакционному общественному мнению и идти у него на поводу. Даже если не ставить покаянные биллборды, а делать это в самой усечённой и мягкой форме («это всё Уралсовет навалял, а Москва тут была ни при чём…»). Как говорил Ленин, «история — мамаша суровая». И если кто-то не готов терпеть и принимать этот её нелёгкий характер, лучше ему с этой своевольной дамой вовсе не связываться…