В каждом более-менее крупном российском городе есть как минимум один главный и самый модный клуб. Фейс-контроль, дресс-код, огромный лысый вышибала, с которым бессмысленно спорить. Обычно этот клуб называется как-нибудь возвышенно — «Рай», «Облака» или хотя бы «ХХХХХ». Все знают этот клуб, старшеклассницы и студентки отчаянно хотят туда попасть — получается не у всех.

Но мест, где можно отдохнуть, выпить и потанцевать намного больше. Часто они рассыпаны по окраинам и спальным районам, у них нет никакой рекламы, они только для своих — для тех, кто живет в окрестных домах. Это суровые клубы без всяких излишеств в оформлении и меню — просто столы, стулья, громкая музыка, 3-4 сорта пива, водка, коньяк и пара блюд, не считая чипсов и сушеной рыбы.

Еще когда мы только собирались в наше путешествие по северу России, друзья предупреждали — по морде мы будем получать регулярно и качественно. Артурас — за то, что литовец и постоянно все фотографирует, я — за то, что из Москвы, с крючковатым носом и татуировками во все предплечья. Особенно нам не советовали соваться в маленькие провинциальные клубы на окраинах поздно вечером в пятницу. «Живее будете», — говорили нам не то в шутку, не то всерьез. Но скорее всерьез.

Петрозаводск, пятница, вечер. Начинаются майские праздники — почти две недели сиесты с небольшими перерывами на работу — россияне уезжают на рыбалку, охоту или хотя бы на дачу, а по вечерам отрываются, как в последний раз. Мы садимся в машину и просим таксиста отвезти нас в нормальный клуб без лишнего гламура и всяких понтов, куда-нибудь подальше от центра.

— Вы уверены? — озадаченно спрашивает таксист, усатый мужичок в годах. Он «бомбит» по городу не первый десяток лет и видел всякое, — может вас куда-нибудь в другое место лучше отвезти?

Нет. Едем в клуб без названия. Таксист только качает головой. У входа курят несколько крупных парней. Они оглядывают нас с ног до головы и продолжают вести светскую беседу — ничего не происходит. В клубе пустынно, русская попса отлетает от голых стен. Слева бар — за стойкой мужественная женщина в спортивном костюме. Она запросто может подменить вышибалу и приструнить какого-нибудь дебошира. Она наливает нам выпить, мы садимся и ждем. Нам столько раз обещали неприятности, что мы готовы к худшему.

Перед нами сидит компания — трое мужчин, три женщины. Они шумно что-то празднуют. Смех, радостные крики, взаимные объятия. Но вот начинается новый трек, главный русский хит последних двух лет — «О, боже, какой мужчина». Эту песню до сих пор можно услышать из каждого утюга, ее десятки раз в день проигрывают на радио, она звучит из салонов машин и уличных кафе. Это уже что-то из разряда guilty pleasure — песня вроде бы приелась и всех достала, но ее любят и постоянно скачивают из iTunes. Женщины вскакивают с мест и начинают танцевать друг с другом — мужики слишком брутальны, они не танцуют.

«Ты ворвался в жизнь мою нежданно,

Изменил мою реальность.

Мысли мерцают, на сердце вспышки,

И любовь без передышки.

Все начиналось как невинный флирт,

А теперь пуст без тебя мой мир.

Ты волшебный, ты с другой планеты,

И ты из моей мечты!»

Наверняка, в переводе на иностранный язык могла бы потеряться рифма и размер стиха. Если бы они там вообще были… Но это совершенно не важно, главное — зубодробительный припев, от которого на танцполе просто визжат.

О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына.

И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка!

О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына.

И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка!

Русская поп-музыка — не особо выдающееся и уникальное явление. Главная тема как и везде — любовь. Максимально простые слова, дворовое мировоззрение, 2-3 аккорда с модуляцией и скудным соло, если повезет. Секрет успеха этого жанра — мотив замужества: обязательно кто-нибудь должен пожениться или хотеть пожениться, или не хотеть, но жениться. Может быть, это и не так, но кучка женщин всякий раз выскакивает на танцпол, когда играет что-то про свадьбу и ее последствия. Еще в таких клубах играют песни из девяностых (ностальгия отлично продается) и шансон — имеется в виду не французская традиция, а русская тюремная и околотюремная баллада. Наряду со всем этим в клубе бывает и вполне привычная американская попса, но реже. Клубная культура русской провинции давно пережила процесс импортозамещения, когда это еще не было мейнстримом.

Я на минуту отхожу, Артурас остается один за столиком. Так начинается почти любой триллер — герои решают разделиться, дальше их убивают по одному. Конечно же, когда я возвращаюсь, его нет на месте. Я хоть и меньше Артураса по комплекции, но лучше вписан в культурную парадигму и несу за него ответственность — если ему выбьют зубы или придушат ремешком от фотоаппарата, это будет и моя вина. Артураса нет на улице, его нет у бара, его нет нигде. Видимо, уже в багажнике.

К тому моменту, как мы с Артурасом разошлись, компания напротив уже прилично подвыпила и всем составом вышла на танцпол. Три женщины — две в возрасте, одна совсем молодая. И трое мужчин с пивными животами. Но на танцполе не шесть человек, а семь. Просто один из них — Артурас: он отплясывает вместе с совершенно незнакомыми ему людьми. С теми, кого нам рекомендовали опасаться. Оказалось, что это большая семья празднует улов — мужчины только что вернулись с рыбалки. Артурасу попытались сосватать самую младшую девушку, хотели угостить выпивкой, практически приняли в семью — все это за пару минут моего отсутствия. Нам рекомендовали быть очень осторожными.

Едем дальше. Таксист удивленно вскидывает брови — мы выходим из клуба целыми и невредимыми. Артурас еще и довольный.

— Домой? — спрашивает таксист.

— А какой-нибудь еще клуб посоветуйте.

— Не понравился этот?

— Отличный клуб!

— Ох… — тяжело вздыхает таксист.

Мы приезжаем в клуб «Эйла». Те же пейзажи петрозаводских окраин, те же строгие взгляды курящих на входе, та же музыка внутри, похожий бар и меню, только людей много больше. Здесь тусуется молодежь со всего район.