В каждом более-менее крупном российском городе есть как минимум один главный и самый модный клуб. Фейс-контроль, дресс-код, огромный лысый вышибала, с которым бессмысленно спорить. Обычно этот клуб называется как-нибудь возвышенно — «Рай», «Облака» или хотя бы «ХХХХХ». Все знают этот клуб, старшеклассницы и студентки отчаянно хотят туда попасть — получается не у всех.

Но мест, где можно отдохнуть, выпить и потанцевать, намного больше. Часто они рассыпаны по окраинам и спальным районам, у них нет никакой рекламы, они только для своих — для тех, кто живет в окрестных домах. Это суровые клубы без всяких излишеств в оформлении и меню — просто столы, стулья, громкая музыка, 3-4 сорта пива, водка, коньяк и пара блюд, не считая чипсов и сушеной рыбы.

Еще когда мы только собирались в наше путешествие по северу России, друзья предупреждали — по морде мы будем получать регулярно и качественно. Артурас — за то, что литовец и постоянно все фотографирует, я — за то, что из Москвы, с крючковатым носом и татуировками во все предплечья. Особенно нам не советовали соваться в маленькие провинциальные клубы на окраинах поздно вечером в пятницу. «Живее будете», — говорили нам не то в шутку, не то всерьез. Но скорее всерьез.

Петрозаводск, пятница, вечер. Начинаются майские праздники — почти две недели сиесты с небольшими перерывами на работу — россияне уезжают на рыбалку, охоту или хотя бы на дачу, а по вечерам отрываются, как в последний раз. Мы садимся в машину и просим таксиста отвезти нас в нормальный клуб без лишнего гламура и всяких понтов, куда-нибудь подальше от центра. « Вы уверены?» — озадаченно спрашивает таксист, усатый мужичок в годах. Он «бомбит» по городу не первый десяток лет и видел всякое, — может вас куда-нибудь в другое место лучше отвезти? Нет. Едем в клуб без названия. Таксист только качает головой.

У входа курят несколько крупных парней. Они оглядывают нас с ног до головы и продолжают вести светскую беседу — ничего не происходит. В клубе пустынно, русская попса отлетает от голых стен. Слева бар — за стойкой мужественная женщина в спортивном костюме. Она запросто может подменить вышибалу и приструнить какого-нибудь дебошира. Она наливает нам выпить, мы садимся и ждем. Нам столько раз обещали неприятности, что мы готовы к худшему. Перед нами сидит компания — трое мужчин, три женщины. Они шумно что-то празднуют. Смех, радостные крики, взаимные объятия.

Но вот начинается новый трек, главный русский хит последних двух лет — «О, боже, какой мужчина». Эту песню до сих пор можно услышать из каждого утюга, ее десятки раз в день проигрывают на радио, она звучит из салонов машин и уличных кафе. Это уже что-то из разряда guilty pleasure — песня вроде бы приелась и всех достала, но ее любят и постоянно скачивают из iTunes. Женщины вскакивают с мест и начинают танцевать друг с другом — мужики слишком брутальны, они не танцуют.

«Ты ворвался в жизнь мою нежданно, Изменил мою реальность. Мысли мерцают, на сердце вспышки, И любовь без передышки. Все начиналось как невинный флирт, А теперь пуст без тебя мой мир. Ты волшебный, ты с другой планеты, И ты из моей мечты!» Наверняка, в переводе на иностранный язык могла бы потеряться рифма и размер стиха. Если бы они там вообще были… Но это совершенно не важно, главное — зубодробительный припев, от которого на танцполе просто визжат. «О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына. И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка! О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына. И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка!»

Русская поп-музыка — не особо выдающееся и уникальное явление. Главная тема как и везде — любовь. Максимально простые слова, дворовое мировоззрение, 2-3 аккорда с модуляцией и скудным соло, если повезет. Секрет успеха этого жанра — мотив замужества: обязательно кто-нибудь должен пожениться или хотеть пожениться, или не хотеть, но жениться. Может быть, это и не так, но кучка женщин всякий раз выскакивает на танцпол, когда играет что-то про свадьбу и ее последствия.

Еще в таких клубах играют песни из девяностых (ностальгия отлично продается) и шансон — имеется в виду не французская традиция, а русская тюремная и околотюремная баллада. Наряду со всем этим в клубе бывает и вполне привычная американская попса, но реже. Клубная культура русской провинции давно пережила процесс импортозамещения, когда это еще не было мейнстримом.

Я на минуту отхожу, Артурас остается один за столиком. Так начинается почти любой триллер — герои решают разделиться, дальше их убивают по одному. Конечно же, когда я возвращаюсь, его нет на месте. Я хоть и меньше Артураса по комплекции, но лучше вписан в культурную парадигму и несу за него ответственность — если ему выбьют зубы или придушат ремешком от фотоаппарата, это будет и моя вина. Артураса нет на улице, его нет у бара, его нет нигде. Видимо, уже в багажнике. К тому моменту, как мы с Артурасом разошлись, компания напротив уже прилично подвыпила и всем составом вышла на танцпол. Три женщины — две в возрасте, одна совсем молодая. И трое мужчин с пивными животами.

Но на танцполе не шесть человек, а семь. Просто один из них — Артурас: он отплясывает вместе с совершенно незнакомыми ему людьми. С теми, кого нам рекомендовали опасаться. Оказалось, что это большая семья празднует улов — мужчины только что вернулись с рыбалки. Артурасу попытались сосватать самую младшую девушку, хотели угостить выпивкой, практически приняли в семью — все это за пару минут моего отсутствия.

Нам рекомендовали быть очень осторожными. Едем дальше. Таксист удивленно вскидывает брови — мы выходим из клуба целыми и невредимыми. Артурас еще и довольный. — Домой? — спрашивает таксист. — А какой-нибудь еще клуб посоветуйте. — Не понравился этот? — Отличный клуб! — Ох… — тяжело вздыхает таксист. Мы приезжаем в клуб «Эйла». Те же пейзажи петрозаводских окраин, те же строгие взгляды курящих на входе, та же музыка внутри, похожий бар и меню, только людей много больше. Здесь тусуется молодежь со всего район.

Это очень странное ощущение: на танцполе люди и в элегантных платьях, и в спортивных костюмах, с педантичными прическами и сальными палочками волос. Все они танцуют один и тот же танец вокруг своей оси: долго, самозабвенно, с закрытыми глазами и расслабленными лицами. Большинство из них работают продавцами, автослесарями, менеджерами низшего звена, механиками. Их жизнь — не сахар, целыми днями на работе, денег платят мало и нерегулярно, кризис, кредиты, чтобы покрыть старые кредиты, и так по кругу. В их танце есть какое-то томление и надежда на лучшее. Напористая долбежка из динамиков словно приглушает все плохое, делает жизнь немного проще. Хотя это все иллюзия и два стакана пива. — Можно мы сядем? — спрашивает компания — два коротко стриженных парня и полная девушка. — Конечно! Мы начинаем знакомиться. Один из парней подозрительно смотрит на меня и не хочет жать руку. — Давай, ну что ты! — возмущается девушка. Она хватает его за руку и пытается подтянуть к моей. Он лениво отбивается. — Да не знаю я его, отстань. — Да нормальный он! Парни уходят за пивом. Девушка извиняется за них и объясняет, что они сегодня с работы усталые просто, а вовсе не злые. — Мы вообще тут добрые все! — лезет обниматься она, — Чтобы не говорили про нас. Я вот всех люблю, и черных, и белых, и желтых, всех бы у себя дома приняла, милости просим! Какая разница, кто как выглядит? Парни возвращаются с пивом.

Мы еще долго сидим и разговариваем про Москву, Литву, татуировки и всякие мелочи. Сначала нехотя и с фигой в кармане, но со временем все меняется. И даже самый угрюмый из собеседников постепенно начинает улыбаться и эмоционально реагировать на происходящее. Расходимся почти друзьями. Под утро удивленный таксист встречает нас у клуба. Он никак не поймет, зачем мы, приезжие, во-первых, приехали, во-вторых, всю ночь гуляли по клубам, в которые, по его мнению, заходить в здравом уме, никто бы не стал. Ведь можно было поехать в какое-то «нормальное» и «безопасное» место. Но больше всего он поразился, что к нам никто даже не пристал и не попытался пересчитать зубы. Мы просто пришли, пообщались и ушли. Поверить в стереотип просто. Даже если этот стереотип не о ком-то, а о тебе самом.