В июне 2013 года глава Московской Хельсинской группы (МХГ), знаменитая советская диссидентка и правозащитница Людмила Алексеева заявила о том, что давно уже ставшая авторитарным государством Россия теперь рискует переродиться в нечто гораздо худшее — в новый тоталитаризм. Недавнее убийство Бориса Немцова, по сей день не раскрытое, а также растущее каждый день давление на свободу выражения по «морально-религиозным мотивам», обострили актуальность ее предостережения.

Можно ли и вправду разглядеть грозные предвестники тоталитаризма в российской действительности? Грозят ли России массовые репрессии против инакомыслящих? Тотальные запреты книг и фильмов? Разрастание внешней агрессии?
Немало признаков тоталитаризма уже заметны в повседневной жизни россиян. Только что (и впервые) запрещена к прокату в России голливудская криминальная драма о сталинской эпохе «Номер 44», как сказано, за искажение исторической правды. Ранее ряд регионов запретил показ номинанта на «Оскара», драмы Андрея Звягинцева «Левиафан» — также за «очернение» современной российской действительности. Еще ранее были свернуты или запрещены некоторые художественные проекты Марата Гельмана в Перми, а сам известный куратор уехал развивать современное искусство в Черногории. В Новосибирском театре оперы и балета снята со сцены постановка вагнеровского «Таннгейзера», а директор театра лишился работы. Это произошло в результате жалоб и протестов «православной общественности», разглядевшей в постановке «оскорбления Христа».

Практиками тоталитаризма являются тотальная пропаганда на государственном телевидении, широкая и постоянно растущая цензура в российском сегменте Интернета, политические репрессии против критиков режима и гражданских активистов, поддержание политической монолитности в формально многопартийном парламенте, широкие полномочия и активная деятельность постоянно разрастающейся российской тайной полиции (ФСБ, ФСО и специальных подразделений МВД России). Структура российского бюджета отражает реальные приоритеты государства. По оценкам российского политолога Андрея Загорского, если в конце 1990-х годов расходы на внутреннюю безопасность составляли по отношению к военным расходам около 40%, то сейчас они превышают их в полтора раза.

Бенито Муссолини, которому нравилось определение его режима как тоталитарного, определял его по римски лаконично: «Все внутри государства, ничего вне государства и ничего против государства». Это означает полный контроль государства над всеми важными проявлениями жизни: в политике, в экономике, в общественной жизни, в культуре и даже в морали.
В своей новой книге «Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944-1956)» (книга только что вышла в Москве на русском языке) Анна Аппельбаум показывает основные механизмы и закономерности установления тоталитарных режимов, навязанных сталинским СССР восьми странам Центральной и Восточной Европы. Знание этой истории помогает лучше понять то, что происходит сегодня в России.

В строгом смысле слова, тоталитаризм — это такой режим, который упраздняет все институты, кроме тех, что санкционированы самим режимом. При тоталитаризме есть одна политическая партия, одна образовательная система, одно кредо в искусстве, централизованная плановая экономика, и даже одна господствующая мораль. При тоталитаризме подавляются независимые школы, гражданское общество и критическая мысль, в т.ч. в отношении истории.
Как показывает А. Аппельбаум, во всех освобожденных от гитлеровцев странах немедленно разворачивалось строительство тоталитарных политических систем по советскому сталинскому образцу. Любопытен порядок предпринимаемых ключевых мероприятий. Что же было главным и приоритетным для успешного утверждения тоталитаризма в ранее никогда не знавших его обществах?

Первое, что делали советские освободители, это создание местной тайной полиции (корпуса местных чекистов), которая немедленно приступала к репрессиям против бывших фашистов и их пособников, но одновременно — против противников и критиков новой власти. Тайная полиция брала также под контроль местные органы внутренних дел и даже порой министерства обороны — то есть все силовые структуры государства.

Во-вторых, немедленно устанавливался полный контроль над радио — главным СМИ того времени.
В-третьих, незамедлительно начиналось третирование и преследование автономных общественных организаций (НКО, говоря современным языком) — церковных, молодежных, спортивных, даже шахматных кружков. На них сначала давили, а потом вовсе запрещали.
Лидер промосковских немецких коммунистов Вальтер Ульбрихт говорил в своем кругу в 1945 году: «Ситуация предельно ясна: это должно быть похоже на демократию, но нам предстоит держать все под неусыпным контролем».

Создание местных аналогов НКВД, захват радио и разгром НКО — эти три ключевые задачи были важнее, чем ликвидация демократических партий и частного сектора в экономике — до них дело дошло во вторую или даже в третью очередь. Как показывает опыт СССР и Восточной Европы, именно наличие тайной политической полиции, осуществляющей выборочные или массовые репрессии против несогласных, тотальный контроль над информацией, и разгром независимого гражданского общества — ключевые условия для успешного установления и поддержания тоталитарного режима.

Нетрудно заметить очевидные параллели с политической траекторией России с момента прихода к власти Владимира Путина. Чего сегодня больше — авторитаризма или уже настоящего тоталитаризма — решать специалистам политологам. Но ясно, что будущее России в решающей степени зависит сегодня от организаций гражданского общества (независимых ассоциаций и НКО) — самого сильного и жизнеспособного соперника любого тоталитаризма. Именно против него ведется сегодня главная атака властей, и от его способности к сопротивлению зависит будущее российской свободы.