Кто не помнит радостных реляций в программе «Время» о миллионных тонн «белого золота», собранных советскими хлопководами Узбекистана? Но в программе «Время» обычно не упоминали, что хлопководам сильно помогали студенты и школьники, которых, словно средневековых рабов, выгоняли в поля на сбор хлопка. Мне об этом в армии рассказывали сослуживцы, призванные из УзССР. Увы, не могу вспомнить с той степенью аутентичности тех рассказов, которые можно резюмировать только одним словом: «трындец». Но вот нашёл на одном сайте воспоминания о хлопковом рабстве в 90-х годах, в так сказать «свободном Узбекистане», управляемом мудрым Исламом Абдуганиевичем Каримовым.

Думаю, нет смысла лишний раз подчёркивать, что Ислам Абдуганиевич есть плоть от плоти не какой-то гнусной американской демократии, а самого передового советского строя. Ислам Абдуганиевич родился, получил образование и вырос в советском Узбекистане. И даже достиг высоты первого секретаря ЦК компартии Узбекистана. После чего плавно стал президентом этой «страны». Что, я это лишний раз подчёркнул? Ну ничего, как говорится, повторение – мать учения. А то некоторые, проливая слёзы о том, как порой плохо бывает в нынешние времена, почему-то забывают, что это самое «плохо» сегодня творят бывшие элитные советские люди. Ведь так не бывает, правда, что был человек такой весь из себя хороший-распрегожий, а потом – бац – и тут же стал не таким хорошим и не таким распрегожим. Нет, не бывает такого. Обычно к 50 годам характер человека полностью сформирован.

Так вот, хлопок. Вернее – его уборка. Конечно, кто-то может сказать, что в нынешнем хозяйстве Каримова применяют методы уборки совеем не такие, какие практиковались в советские времена. Я же на это отвечу, что методы остались всё теми же самыми – советскими. Разве что теперь всё это делается не по призыву компартии, а по призыву лично президента Каримова. Однако, что-то я растянул вступление, предоставлю слово участнику хлопковой романтики.

Дело происходит в 90-х годах.

«…Условия проживания и работы на полях были ужасны. Нас поселили в небольшой сельской школе. Левую часть школьного коридора отделили для нашего проживания партами, а в правой продолжали учиться дети. В одном кабинете размещали по десять-двенадцать человек. […]

Нас кормили только обедом, который привозили на поля, но то, что нам давали в качестве пищи, едой назвать было нельзя: мутная водичка, в которой плавало несколько кусочков морковки. […]

А примерно через месяц нас и вовсе перестали кормить, не выдавали даже хлеба. Приходилось ходить по всему кишлаку и клянчить еду у местного населения. […].

Привозили нас на поля, на которых уже нечего было собирать, кроме редких остатков низкопробного хлопка или курака (нераскрытых или слегка раскрытых коробочек хлопчатника, остающихся на растении после осенних заморозков. – Прим. ред.). На таком поле реально было собрать всего семь-восемь килограммов хлопка, и то, если работать не покладая рук с утра до самого вечера. А норма для каждого студента была установлена пятьдесят килограммов. И если студент восемь килограммов, то оставшиеся сорок два записывали ему в качестве долга. Каждый килограмм стоил определенное количество денег. К моменту возвращения студентов в город, спустя два месяца, у каждого набежала такая сумма долга, которую можно было покрыть, лишь расставшись с несколькими нашими стипендиями, которые, соответственно, нам и не выдали.

На поля нас возили в грузовиках, на тракторах, на которых присутствовала надпись о том, что в них НЕЛЬЗЯ перевозить людей. Это в городе еще более-менее нормальные, ровные дороги, а представьте, как едет грузовик или трактор по бездорожью! Нас набивали в эти машины как сельдь в бочку. […]

Отбой объявлялся в 22.00, и не дай Бог, если преподаватели – наши смотрители — видели в наших комнатах свет. Один раз дошло до абсурда. Мальчики пришли в гости к девочкам, время было уже больше 22.00. К нам явились наши преподы и заставили писать объяснительные: девочек – почему не спим и почему мальчики у нас в комнате, а мальчиков заставили объяснять, почему не спят и почему находятся у девочек в комнате. Объяснительные писались нами до трех часов ночи, поскольку написанные нами бумажки рвались, так как не устраивало объяснение, затем писались новые, и это длилось почти до самого рассвета. А в шесть часов утра наступил подъем, спустя час мы вышли на поле. […]

Домой за два месяца меня отпустили лишь однажды, ровно на один день. Дома я смогла принять ванну, ведь на хлопке мы мылись только в тазике, а это полноценным мытьем не назовешь. […]

На следующий хлопкоуборочный сезон я выправила себе справку о том, что больна и по медицинским показаниям не могу участвовать в сборе хлопка. Мне говорили, что это кощунство, что нельзя приписывать себе несуществующие болезни и тому подобное…»
Полностью текст здесь: http://www.ferghana.ru/article.php?id=5710

Вот ещё статья на эту тему: http://www.ferghana.ru/article.php?id=5366

А вот статья о любопытном новом празднике Узбекистана – Дне окончания сбора хлопка: http://www.uznews.net/news_single.php?lng=ru⊂=&cid=16&nid=1666. С детского сада детишек приучают. Просто замечательно. Не даром Ислам Абдуганиевич родился в 1938 году. Такого рода штуки впечатываются в мозг с раннего детства.

Любопытен комментарий к этой статье некоего Бека: «Необходимо законодательно запретить использования принудительного труда детей не только государством, но и самими родителями на хлопковых плантациях. Надо ввести уголовную ответственность за это. Мое детство прошло в Узбекистане и как я ненавидел хлопковые полья. Меня даже исключили из комсомола за неучастия в операции «белое золото». Но это было в советские времена. Сажать надо тех руководителей, которые используют принудительный труд детей».

То есть мысль Бека проста: то что это принудительное рабство было в советское время – это само собой и чего тут обсуждать, но нынче-то времена вроде как демократические, так что негоже советские приёмы повторять. Этот Бек делает одну ошибку, которую, справедливости ради, делают очень многие. Законы совершенно ни при чём. Хоть какие угодно законы вводите, но человек, который был плоть от плоти советской системы, стал Первым секретарём республиканской компартии, при любых законах будет действовать именно как Первый секретарь компартии, и воспроизводить будет единственную систему, которую он знает хорошо и которой умеет управлять – Совдепию. Ну разве что в Узбекистане Совдепия получается с местным, так сказать, восточным колоритом. Как говорил известный этнограф и путешественник: «Восток – дело тонкое». Но это для него, как чужака, это было дело тонкое, а для местных всё очень даже просто – чуть что, можно и в песок закопать, только голова наружу торчать будет. И очень даже запросто, товарищи.