Учился я в двух школах. Первая была немецкой спецшколой в одном из арбатских переулков, недалеко от моего дома. Вообще-то, ближе к дому была та школа, которая фигурирует в первой серии «Хождений по мукам» (знаменитая 59-я), но моя мать почему-то решила, что немецкая спецшкола – это круче. Таким образом, до школы я добирался не 2-3 минуты, а целых 10 минут.

После 2-го класса нам дали новую квартиру и я отправился в другую школу. В новой школе 3-й класс учился во вторую смену, поскольку народу было гораздо больше, чем было места в школе. Мне это сильно понравилось. Поскольку вставать можно было когда хочешь, а в школе вечером практически никого, кроме наших 3-х классов (А и Б) не было. Единственное, что напрягало, так это то, что учиться надо было в то время, когда другие дети уже вовсю играли на улице.

В первом классе у нас были классические деревянные парты с откидывающейся крышкой, выкрашенные в бледно-зелёный цвет. Как я быстро выяснил – это были самые лучшие парты с точки зрения нанесения на них разнообразных рисунков. Вообще-то, строго говоря, рисовать на парте я приохотился ещё до того, как пошёл в первый класс. Это было ещё в ту пору, когда я посещал детский сад. Однажды в наш детский сад, который размещался возле дома Пороховщикова, пришли два человека и устроили прослушивание всех детей в старшей и подготовительной группе на предмет выявления вокальных данных. Вот так я попал в Капеллу мальчиков Дмитрия Кабалевского при Консерватории.

Меня и ещё двух моих приятелей два раза в неделю отпускали до обеда из детского сада, чтобы посещать занятия в Капелле. Вот там я и приобщился к рисованию на партах – на занятиях по нотной грамоте. Поскольку моя мама днём работала, водила меня на занятия днём старая одинокая бабулька, которая жила в нашем доме. Когда мы приходили с занятий в Капелле на обед в детском саде, то нам оставляли бутерброд с маслом и сыром с завтрака. Вот так я и пристрастился к бутербродам с маслом и сыром.

Учиться в Капелле с одной стороны было интересно. С другой – каждый участник должен был помимо вокала овладеть каким-нибудь музыкальным инструментом. Мне досталась скрипка. Вот это был конкретный мрак. Потому что на этой скрипке надо было регулярно играть разные гаммы, когда все пацаны играли во дворе. Как же я ненавидел эту скрипку.

Так вот, школа. С первого класса я посещал продлёнку. В общем и целом это было интересно, поскольку на продлёнке оставался почти весь наш класс. Но два моих друга на продлёнку не ходили и я, дабы полазить вместе с ними по чердакам и строительным лесам, частенько убегал с продлёнки, чем навлекал на себя громы и молнии. Иногда мои друзья приходил ко мне на продлёнку и мы играли с ними на школьном дворе. Как-то, обследуя чердак одного старого дома, мы обнаружили кучу каких-то деревянных колодок для обуви. Мы сразу же предположили, что в этом доме гестаповцы пытали заключённых, используя для пыток эти колодки. О том, что гестаповцы вряд ли могли устроить себе штаб в одном из арбатских домов, мы как-то не подумали.

Как и всякий нормальный мальчишка, я был отпетым хулиганом. Но, увы, разбить стекло мне так и не посчастливилось. Зато однажды я разбил огромный горшок с чем-то вроде фикуса. Учительница вызвала мою маму и сообщила, что она должна купить точно такой же горшок. В этот же день мы с мамой отправились в экспедицию за цветочным горшком, благо рядом – на Арбате – было целых два цветочных магазина, один из которых фигурирует в фильме «Джентльмены удачи» (помните: «Вот он, мужик в пиджаке, а вот оно – дерево». Дерево было пальмой в витрине цветочного магазина на Арбате. Вообще-то между этим мужиком – Лермонтовым – и этим магазином, полчаса езды на машине). Как выяснилось, купить обычный цветочный горшок нужного размера было не так-то просто. В итоге пришлось купить какую-то декоративную глазурную штуку, внутри которой помещался похожий горшок.

Занятия по немецкому языку начались во втором классе. Причём проходили они не в том классе на втором этаже, где мы учились, а ходить в кабинет немецкого языка на 4-м этаже. Там однажды я приобщился к культуре рисования на промокашке. Однажды, сунув руку в парту, я обнаружил там промокашку, на которой был изображён бой двух армий каких-то забавных человечков. Я и мои друзья тут же заболели этими боями и потом на протяжении очень многих лет я воспроизводил эти бои на каждой промокашке в каждой новой тетрадке. Вообще, промокашка – это была очень нужная вещь.

В первом классе я окунулся в увлекательный мир политики – вступил в «октябрята». Впрочем, моего желания никто особо не спрашивал. Весь класс был поделён на «звёздочки» – звенья по пять человек, с командиром звёздочки во главе. На стене в классе был повешен плакат, на котором были нарисованы все «звёздочки», в лучше каждой из которых была приклеена фотография одного из членов звёздочки. Командирами звёздочки назначались по очереди. Лично мне это дело нравилось, поскольку командир звёздочки отвечал за своё звено на всяких построениях и т.п. мероприятиях.

Помню в первом или втором классе к нам в школу приехала съёмочная группа. Они установили в нашем классе прожекторы и какая-то женщина дала нам вводную: «У вас урок рисования. Попробуйте представить, как будут выглядеть города будущего и нарисовать их». Ну мы и начали пыхтеть, выдумывая кто что горазд – всякие там круглые дома и т.п. штуки. А вдоль рядом ходил мужик с камерой и его ассистентка, которая строго-настрого запрещала смотреть в объектив. Я потом долго ждал, когда же выйдет фильм, в котором снят наш класс. Что-то так и не дождался. Уже сравнительно недавно видел в каком-то фильме фрагмент, как дети рисуют фантастику. Мне даже показалось, что я что-то узнал. Но кадры мелькнули так быстро, что ничего внятно я не увидел.

Ходили мы все – мальчишки – в серых костюмчиках. К воротнику требовалось подшивать белый воротничок. У особо хулиганистых воротничок часто отсутствовал, за что им доставалось от учительницы. Учебники и тетради таскали в ранцах. Это было общее требование для родителей – первоклассники должны были ходить с ранцами. Это объяснялось заботой о том, чтобы у первоклассника не искривлялся позвоночник, если он будет в руке таскать тяжёлый портфель.

Со второго класса я перестал посещать продлёнку. Соответственно, на выполнение домашнего задания стал тратить гораздо меньше времени (в продлёнке выделялось специальное время для выполнение домашки). Зато стал куда как чаще лазить по крышам, чердакам и стройкам.

С первого класса началось изготовление разнообразных учебных пособий. Помню такую штуку, как «Касса букв и цифр», которая представляла из себя набор вырезанных из бумаги букв, которые на уроке надо было складывать в слова. Ещё была штуковина, название которой я не запомнил. Представляла из себя нечто плоско-прямоугольное, с двумя рядами больших кружков – по десять кружков в каждом ряду. Под каждым рядом должна была быть подложена цветная бумага – красная и синяя. Каждый ряд изнутри закрывался длинной полоской типа линейки. Ну в общем, я думаю, это устройство все знают. Само собой, что делали их не дети, а родители.

Сочинения мне как-то никогда особо не давались. Поэтому когда они начались, писать эти сочинения было для меня воистину пыткой и я всегда удивлялся тем – в основном девчонкам, – кто писал хорошие сочинения. Что ещё мне сильно не нравилось – чаще всего требовалось писать не то, что думаешь, а то, что «надо». Все эти сочинения про «образы героев» как-то меня напрягали. Помню, как однажды просидел целый урок над темой «Моё любимое место» и так и не написал ни строчки. Ну не было у меня каких-то особо любимых мест, что я мог поделать? А врать, выдумывая про «скамейку под раскидистыми ивами на берегу тихого пруда» мне не хотелось.

Зато однажды один одноклассник – стопроцентный двоечник и оболтус – всех нас несказанно удивил, получив оценку «4» за сочинение на тему «Если бы я был волшебник». Как сообщила всему классу учительница, она поставила такую высокую оценку за искренность и прочитала сочинения. Я до сих пор помню некоторые фрагменты. Одноклассник написал примерно следующее: «Если бы я был волшебником, я бы всегда выигрывал в футбол у ребят во дворе. А ещё я прыгнул бы с десятого этажа и не разбился бы». Откровенность – это мне как-то запало в душу. И когда нам задали сочинение по-немецки «Мой любимый писатель», то написал не про какого-нибудь Пушкина или Льва Толстого, а про О’Генри, которого я просто запоем читал. Но немке моё сочинение почему-то не понравилось. Она сказала, что совершенно необязательно описывать все низменные вещи. На что я ответил: «Но если у О’Генри в самом деле была такая биография, что я могу поделать?»

А ещё помню были такие сочинения-описания – по картинам, обычно тем, которые в виде репродукций были на последних страницах учебника «Русского языка». Помню какую-то уродскую картину, которая называлась кажется «Витя подпасок». И помню один из перлов, который придумал одноклассник и учительница зачитала его перед всем классом, вызвав просто гомерический хохот. Помню его дословно: «В заду у Вити пасётся стадо коров и баранов. Одна корова смотрит ему в зад».

Учиться мне было всегда легко, поскольку я обладаю очень цепкой памятью и я очень легко заучивал разные правила и теоремы (правда делал это редко). Однажды это сыграло со мной нехорошую штуку. Готовясь к контрольной по геометрии, выучил доказательство теоремы Пифагора буквально слово в слово. И на контрольной его воспроизвёл. Но получил почему-то не «5», а «4». Я вознегодовал – «как это так?! У меня ведь всё верно». Но учительница отрезала: «Радуйся, что не 3 – ты ведь всё списал». Ну этого я перенести не мог и «полез в бутылку». «Хорошо, иди к доске и напиши доказательство теоремы Пифагора», – пошла мне навстречу учительница. Я гордо вышел, взял мел и вдруг к ужасу своему понял, что доказательства-то не помню. Это свойство моей памяти – я могу быстро что-то заучить, что надо «здесь и сейчас», а потом также легко это забываю. В общем, учительница вволю поиздевалась надо мной, но двойку не поставила. И на том спасибо.

А ещё помню такую штуку. Учительница немецкого языка отвечала за КИД – Клуб интернациональной дружбы. Однажды она предложила желающим вступить в КИД и начать переписываться с школьниками из соцстран. Всем желающим она раздала имеющиеся у неё письма. Мне достался парень из Ротенбурга (Германия) и какой-то поляк. С поляком у меня как-то переписка не завязалась – я написал, а он не ответил. Зато с немцем – его звали Роланд – мы переписывались. Он мне описал дом, в котором живёт, после чего я как-то малость заскучал – немец жил в частном двухэтажном доме, состоящим толи из 7, толи из 9 комнат. И фотографию прислал. Его дом был очень похож на тот дом, в котором Штирлиц назначал тайные встречи своим агентам. Как-то раз парень рассказал, что его дед погиб на войне. Я ответил, что у меня дед получил много ранений, от которых позже скончался. Без всякой задней мысли я спросил, а на каком фронте воевал его дед. Но Роланд мне не ответил. И переписка как-то затухла.

А вообще с помощью такой переписки многие советские дети обменивались всякими интересными штуками, типа красивых открыток и т.п. Но и соцстрановские дети тоже при случае выпрашивали что-то. Лично меня это удивляло, потому что я думал, что в разных там ГДР, Венгрии и Польше люди живут лучше нашего. Например, одна девочка переписывалась с девочкой из Румынии. Однажды румынка попросила прислать ей… трико. Хм. Вот уж с чем в СССР точно никогда не было проблем, так это с трениками. А в Румынии, стало быть, с этим делом были напряги.

Так вот. Письма от иностранных детей добывались в центральном штабе КИД во Дворце Пионеров на Ленинских горах. Чтобы получить эти письма, надо было приехать туда со специальным письмом, подписанным руководителем КИД из школы. Поначалу наша немка посылала гонцов с такого рода письмами. А потом один из гонцов – мой одноклассник – примелькался там и мог уже приезжать в КИД Дворца пионеров без всяких верительных грамот. Чем он и воспользовался. Он ездил туда, брад пачки писем из Польши, ГДР, Венгрии и т.п. все их вскрывал, а вложенные открытки и т.п. присваивал себе. Вот такой интернационалист. Позднее он погорел на распространении порнографических фотографий.

А ещё помню сменку – сменную обувь. Которую всегда надо носить с собой в мешке. Самая большая беда – это зимой, особенно в сильные морозы. Приходишь в школу и надо сунуть ногу во что-то обледенело-одервеневшее, которое называется обувью. Бррр. Зато этими мешками были просто чудесно драться, охаживая товарищей по спине и получая точно такие же удары.

Эх, школа, школа…

А у вас есть какие-нибудь школьные истории, которыми хочется поделиться? Тогда милости прошу сделать это в комментариях к этому посту.