Есть у меня одно предположение, так, нечто вроде гипотезы, что детство – оно и в Африке детство.

Если бы у меня было не одно, а, скажем, три детства, первое из которых я провёл бы в США, второе в СССР, а третье, допустим, в экваториальной Африке, то я бы на досуге всё самым серьёзным образом обмозговал, сравнил все три детства и вынес однозначный вердикт, где проводить детство лучше. Но детство у меня было одно и началось оно непосредственно сразу же после моего рождения. Поэтому сравнивать особо не с чем.

Первым опорным пунктом моего детства был роддом № 7 имени Грауэрмана, который в самый момент моего рождения располагался вовсе не там, где стал располагаться несколько позднее, а именно – на проспекте Калинина, поскольку никакого проспекта Калинина в 1965 году ещё не было.

Скажу честно: роддом им. Грауэрмана был единственным роддомом, который я за всю свою жизнь посетил. Поэтому делать какие-то обобщения и сравнения не буду (и так без меня это сделали http://germanych.livejournal.com/139656.h

tml). К тому же, положа руку на сердце, ничего такого особо примечательного я в этом роддоме не запомнил. То есть безусловно, никто не станет отрицать, что я испытал в этом здании один из самых больших стрессов в своей жизни и, тем не менее, факт есть факт – воспоминания об этом стрессе и об окружающей обстановке начисто изгладились из моей памяти.

Совсем иное дело события более позднего периода. Не знаю, как получилось так, что чем дольше я жил на белом свете, тем больше событий откладывалось в моей памяти.

Помнится на занятиях по истории я усвоил, что предтечами марксизма были Сен-Симон и Фурье. И очень мне хотелось почитать, что там писали в своих книгах эти бравые ребята. Однажды я почитал одну работу Фурье. В ней излагались его взгляды на организацию воспитания детей. Согласно Фурье, всех детей сразу после рождения необходимо поместить в специальные учреждения – ясли, где о них будут заботиться специальные нянечки. По мнению Фурье, папаши и мамаши могут иногда заходить в ясли, чтобы полюбоваться, как их карапузы перекатываются на «эластичных матрацах» (фраза Фурье). По мнению этого персонажа, так очаровавшего Карла Маркса, папам и мамам больше ничего не надо, кроме как изредка увидеть своего карапуза и убедиться, что он жив-здоров и получает необходимое питание. Не знаю, были ли у Фурье дети, но если были – я им не завидую.

Советские ясли в общем и целом напоминали то, что грезилось Фурье. Как, впрочем, и детские сады. Мне почему-то эти учреждения запомнились тем, что изрядная часть их персонала была, кажется, озлоблена на жизнь вообще и на детей в частности. То есть душевной теплоты как-то я не ощущал. Ну то есть про нянечек в роддомах я ничего не могу сказать плохого – ибо не помню. А нянечки в детских садах были, мягко говоря, разные. Если сказать, что в детских садах работали преимущественно садисты, то это будет близко к истине. То есть были конечно и очень добрые нянечки и я искренне им благодарен, что они были, но, увы, они были в меньшинстве. Большинство нянечек к детям относились либо пренебрежительно безразлично, либо с какой-то непонятной злобой. К Совдепу, как таковому, это наверное не имеет отношения. Скорее всего, это общемировая тенденция – в детские учреждения идут преимущественно люди, которые детей ненавидят и вымещают на них свои комплексы… Просто от Совдепа такого удара ниже пояса я в детстве меньше всего ожидал.

Опыт у меня на этот счёт имеется, поскольку сменил я три детских сада. Последний находился в Староконюшенном переулке возле бывшего дома миллионера Пороховщикова (который ныне принадлежит одноимённому актёру). С другой стороны детский сад примыкал к гаражу с милицейской техникой и мы – дети – регулярно карабкались на кирпичную ограду, чтобы смотреть, как милиционеры возились с мотоциклами. Однажды даже мне и моему другу один милиционер подарил по эмблеме с петлиц – маленький золотистого цвета герб СССР. Нашему счастью не было предела. Вот того милиционера вспоминаю с чувством глубокой теплоты. А большую часть нянечек – с нехорошим чувством. Я даже не стал бы огорчаться, если бы узнал, что большую их часть разразило громом. И молнией испепелило…

Нет, пожалуй всё советское детство в рамках одной статьи уместить сложно. Поэтому я ограничусь каким-то одним куском. Например, пионерлагерями.

Но, во-первых, пару слов о пионерах. Пионером в СССР был каждый ребёнок с 3-го класса. Почему именно с 3-го? Не знаю. Но в 9 лет каждому полагалось выучить Присягу пионеров Советского Союза, которая была напечатана на последней странице обложки почти всех тетрадей и вступить в пионеры. Присяга проходил торжественно. И волнительно. После принятия присяги, новоиспечённый пионер был обязан носить пионерский галстук – красный шёлковый треугольник, который что-то там такое символизировал. Галстук завязывался специальным узлом. Уж не помню как, но все очень быстро выучивались вязать этот узел. Я, мне кажется, даже сейчас, не глядя, его завяжу. Когда мы стали постарше, то иногда форсу ради вязали галстуки особым скаутским узлом, что почему-то старшими пионервожатыми и учителями не приветствовалось.

Галстуку полагалось быть всегда отутюженным. Что, само собой, редко исполнялось, во всяком случае, пионерами-мальчиками. Обычный галстук среднестатистического юного пионера выглядел так, словно его достали из задницы – шёлк очень хорошо мнётся. Зато хорошо и гладится. Я, как ни странно, любил гладить галстук. Чтобы выгладить галстук, его надо было хорошенько намочить и потом буквально за пару минут при помощи утюга получался почти идеальный гладкий галстук. Я иногда даже удовольствия ради несколько раз подряд проделывал эту процедуру. Особенно когда при глажении случайно получались морщинки.

Ещё пионеру полагалось иметь белую рубашку и пилотку – для разных торжественных событий, типа праздничных линеек. Рубашки были с погончиками, золотистыми пуговками и шевроном на рукаве. Пилотки были двух типов – классическая пионерская пилотка, типа… Хм… Типа пионерской пилотки. Ну короче, нечто красного цвета. Но были и пилотки «Rila» – синего цвета, похожие на настоящие военные, с разрезом поверху. Эти пилотки котировались гораздо выше. Ну и продавались они, понятно, не так часто. Слово «Rila» очень хорошо рифмовалось со словом «Горилла»…

Ну ладно, школьную жизнь пионеров пропускаю. Перехожу к летней жизни.

Летом практически все пионеры Советского Союза отправлялись в пионерлагеря. Пионерлагерь был чем-то вроде военизированного дома отдыха для детей. Обычно каждое более или менее крупное предприятие имело собственный пионерлагерь, куда и отправляло детей своих сотрудников. Думаю, родители были довольны, что могут летом отдохнуть от своих чад. Сколько реально стоила путёвка в пионерлагерь я сказать затрудняюсь – большую часть стоимости путёвок оплачивал профсоюз. Поэтому родители платили сравнительно небольшие деньги. Это, безусловно, было очень сильной стороной деятельности советских профсоюзов. Впрочем, детям такие тонкости были до лампочки.

Обычно каждый пионерлагерь функционировал в три смены, примерно по три недели каждая. Первая смена начиналась в первых числах июня. Перед началом смены пионер вместе со своими родителями прибывал на т.н. медосмотр – нечто вроде экспресс-диспансеризации. Прибывал, разумеется, с путёвкой – напечатанной цветной раскладушкой, где указывались разные параметры вроде имени, возраста и т.п.

Между прочим, в силу ряда обстоятельств я за всё своё детство почти каждый год ездил в новый лагерь, так что являюсь в некотором роде экспертом по пионерлагерям. Почему я постоянно менял места летней дислокации? Дело в том, что комбинат питания «Новоарбатский» (КПН), где работала моя мать, долгое время не имел собственного пионерлагеря. Зато в него постоянно приходили заявки от других предприятий на поваров в лагеря. Другие предприятия расплачивались с КПН в том числе и путёвками. Вот поэтому я посетил массу лагерей, так что есть с чем сравнивать.

Каждая смена начиналась с отъезда. В день отъезда пионер и его родители должны были прибыть в заранее указанное место отправки. Пионер должен был быть на полном параде – т.е. в белой рубашке с отутюженным галстуком, брюках (или шортах для более молодых возрастов), пилотке. При себе пионер имел чемодан с вещами. На чемодане сбоку наклеивалась прямоугольная бумажка с именем пионера и номером отряда. Да, забыл – все пионеры в пионерлагере разбивались по возрастному признаку по отрядам. Самым старшим был 1-й отряд. Затем 2-й, 3-й и т.д. Теоретически отрядом должно было быть 10 – по числу классов в школах. Но это не всегда соблюдалось. Если детей было очень много, то отрядов было более 10, я, например, был в пионерлагерях, где было 12 и более отрядов. И наоборот, если детей было мало, отрядов могло быть 4-6 (бывал и в таких). Численность каждого отряда составляла примерно 40-50 человек. Ну плюс/минус, разумеется.

Итак, что же полагалось иметь пионеру, убывающему в пионерлагерь? Парадная форма одежды была на нём в момент отъёзда. Кроме того надо было иметь по крайней мере пару рубах, запасные штаны, треники (лучше двое), несколько маек и трусов, несколько пар носок (у девочек, возможно, ещё кое-какие нужные вещи). А также: мыло, зубная паста и зубная щётка, полотенце банное, мочалка. Это, так сказать, необходимый минимум. А, забыл ещё – кеды или кроссовки. До середины 70-х все ходил преимущественно в кедах, но позднее появились советские кроссовки, довольно уродские (с узким носом). А особым шиком были кроссовки чешской фирмы «Ботас» (с двумя полосками по бортам). Кроссовок «Adidas» никто не носил, но про них ходили легенды. Я, например, впервые про фирму «Adidas» услышал именно в пионерлагере. Мои приятели по палате стали спорить, как выглядит «адидасова корона». И стали рисовать для примера. Сейчас, оглядываясь назад, думаю, что они точно также как и я никогда не видели этой «короны», ибо рисунки те очень мало напоминали реальную эмблему «Adidas». Но что, что «три полоски, лучше, чем две» – это я усвоил (две полоски были у кроссовок фирмы «Ботас», или, как называл её я – Ботос-пулемётос).

Кроме того отъезжающие в лагерь пионеры имели при себе набор сладостей: конфеты, печенье, пряники и т.п. Фрукты не поощрялись медперсоналом лагеря. Кстати, медперсоналом не поощрялось многое. И не по причине варварской жестокости, а по причине нежелания лишней головной боли – ну их в задницу этих пионеров, нажрутся абрикосов или черешни, а потом будет массовая дизентерия (в фильме «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён» это хорошо показано).

Сладости были следующих наименований: печенье «Овсяное» (моё любимое), печенье «Юбилейное» (вкусное, но дефицитное), печенье «Земляничное» (самый распространённый вариант), вафли шоколадные (вкусные, но редкие), вафли обычные (я их ненавидел), конфеты батончики «Рот-Фронт» (тоже не всегда бывали в продаже), просто батончики (иной раз просто гадкого качества), леденцы «Барбарис» (очень вкусные, а потому тоже редко бывавшие в продаже), сосалки «Взлётные» (дикий дефицит), ирис «Кис-кис» в виде квадратных подушечек, упакованных столбиком (чаще всего продавались в обычной упаковке, но иногда упаковка бывала повышенного качества, блестящая и с серебряными буквами и такие ириски котировались выше, хотя по вкусу были такими же), ириски «Золотой ключик» (дефицит), просто ириски (качеством похуже, чем «Кис-кис» и «Золотой ключик», поэтому более доступные), ну и всякий мусор с джемовой начинкой (всегда ненавидел такие конфеты, но в СССР это был самый распространённый вариант конфет). Ну и конечно пряники, баранки и сушки. Сухие сушки с обильным маком были страшным дефицитом, а чаще всего попадались такие, какие-то полумягкие, почти без мака, а то и вовсе «голые».

Жевательной резинки не было ни у кого. Такой характерный штрих. А если у кого и была пластинка жвачки, то это было особое сокровище, которое в общий пакет со сладостями не клалось. Все сладости помещались в обычные прозрачные полиэтиленовые пакеты. Позднее, после съедания, эти полиэтиленовые пакеты пионерами выбрасывались (это я тем совкам напоминаю, которые любят послюнявить о том, что в СССР защищали природу бумажными пакетами).

Прибывший на сборный пункт пионер и его родители регистрировались у пионервожатого соответствующего отряда. После этого все грузились в автобусы. Каждый отряд имел свой автобус с номером отряда на ветровом стекле. После погрузки все бросались к окнам и начиналась душераздирающая сцена прощания с родителями. Колонна состояла обычно из 5-10 автобусов, впереди которых шла машина ГАИ. Эти колонны в начале каждого летнего месяца были характерной приметой советских городов.

Лагерь находился обычно в одном-двух часах езды от Москвы. Посредине пути колонна делала привал, чтобы мальчики и девочки справили свою естественную потребность (мальчики – налево, девочки – направо). Как правило, потом кто-нибудь терялся и все дружно орали, вызывая пропавшего из леса. Пропавший оказывался каким-нибудь лаботрясом, ушедшим гулять «по грибы». За время движения обычно все уже кое-как друг с другом знакомились. При этом многие знали друг друга по предыдущим годам. В этом смысле мне было сложнее – почти каждый год я знакомился заново.

Наконец колонна прибывала в лагерь и все вываливались из автобусов. Далее вожатые вели свои отряды в предназначенные для каждого отряда корпуса. Корпуса были разные. Всё зависело от экономического состояния предприятия, которому принадлежал лагерь. Бывал я в лагерях с кирпичными корпусами, в которых был нормальный туалет и горячая вода. Но чаще всего корпуса были деревянными и все удобства находились на улице.

Чаще всего в каждом корпусе было четыре палаты: две для девочек и две для мальчиков. Вожатые распределяли всех детей по палатам. Далее члены отряда отождествляли себя с той или иной палатой. Таким образом, если отряд уподобить взводу, то палаты были вроде как отделениями. Каждый отряд управлялся вожатым и воспитателем. Воспитатель обычно был женщиной постарше, а вожатый – парнем студенческого возраста. Почему так? Бог весть.

Все чемоданы у пионеров изымались и прятались в кладовку. В зависимости от лагеря кладовка была либо в корпусе отряда, либо была единой для всего лагеря. Обычно кладовка открывалась раз в день на час, тогда каждый мог взять всё, что ему нужно. Сладости можно было положить в тумбочку, которая располагалась возле каждой кровати. Кровати были обычно классические железные, с панцирной сеткой и никелированными перилами. Однако иногда бывали и более стильные – с деревянной спинкой. Каждому помимо комплекта постельного белья выдавали вафельное полотенце. Бельё меняли раз в неделю – в банный день.

В палатах поддерживался почти военный порядок – лежать или сидеть на них днём запрещалось. За провинность можно было подвергнуться наказанию. Весь день кровати должны были быть аккуратно заправлены. Чаще всего практиковался дико неудобный метод заправки, когда надо было одеяло сложить вчетверо, а справа и слева его «укутать» в простыню – по бокам куски простыни, а в середине прямоугольник зелёного или синего одеяла. Заправлять это два раза в день было дико гиморно.

Почему два раза? Потому что в распорядке дня пионерлагеря кроме сна ночью полагался т.н. «тихий час» – два часа сна после обеда. «Тихий час» ненавидели все. И, понятное дело, почти никто не спал, а обычно в это время травили анекдоты и хулиганили – например, дрались подушками. Однако если за нарушением «тихого часа» заставал пионервожатый, то могло последовать наказание. Особо меня впечатлили наказания в лагере КГБ СССР (в Бердянске на Азовском море), в котором все вожатые были курсантами спецшколы КГБ. Например, однажды нарушителей «тихого часа» вожатый вывел на улицу, приказал лечь и проползти по-пластунски метров двадцать. Поскольку это был юг и была страшная жара, то все пионеры спали в одних трусах, т.е. с голым торсом. А ползти пришлось по асфальту. Больше эти пионеры «тихий час» не нарушали. А меня однажды наказали отжиманиями «с нарастающим итогом». Выполняется следующим образом: посреди палаты кладётся ботинок; отжимаешься один раз; встаёшь; обходишь вокруг ботинка круг, отжимаешься два раза; встаёшь; обходишь два круга; отжимаешься три раза; встаёшь; обходишь четыре круга… И так до десяти кругов. Потом надо сгонять. Можете подсчитать сами, сколько всего отжиманий надо было выполнить. После проделанного упражнения я упал на кровать и тут же заснул, как убитый.

Распорядок дня был следующим. Ровно в 9 утра раздавался трубный глас. То не ангелы небесные созывали всех на Страшный Суд, а по внутренней радиолинии запускали пластинку с сигналом «Подъём», исполнявшийся на горне. Я только в одном лагере видел настоящего горниста – им был дядечка лет пятидесяти, который ходил мимо корпусов и трубил в трубу с клапанами (не знаю, как она называется). Я в том лагере не «отдыхал», а приезжал на экскурсию с группой из другого лагеря на встречу с режиссёром Котёночкиным (который нарисовал «Ну, погоди!»). В ещё одном месте – это когда КП «Новоарбатский» наконец-то построил свой лагерь – подъём и отбой играли два барабанщика. Что было несколько необычно.

Итак, вслед за подъёмом все выбегали на зарядку. Не припомню, чтобы кто-то поминал зарядку добрым словом. Не любили почему-то советские пионеры раздвигать ноги на ширину плеч, поднимать руки на уровень груди и делать махи этими самыми руками. Но ничего поделать было нельзя. Но некоторые сбегали. Если пионервожатые ловили тех, кто не ходил на зарядку, следовало наказание.

После зарядки все шли по корпусам: умываться и убирать свои кровати. Затем начиналось тоже очень заманчивое мероприятие под названием «уборка территории». Сколько я лагерей посетил – во всех она была. Заключалась в сборе пионерами фантиков от конфет, которые эти самые пионеры разбрасывали по лагерю накануне. Только не подумайте, что пионеры специально разбрасывали фантики, чтобы следующим утром было что убирать. Нет, просто какой нормальный пионер, сунув очередную конфету рот (дневная порция этих конфет находилась обычно в кармане), понесёт фантик к урне?

Кстати, в любимейшей книге моего раннего детства «Пираты неизвестного моря» очень забавно рассказывается про то, как однажды директор лагеря решил простимулировать пионеров для уборки территории. Директор обнаружил на территории обгорёлую спичку и устроил соревнование – кто больше обгорелых спичек обнаружит. Победить должен был тот отряд, кто насобирает больше спичек. Пионеры одного из отрядов проявили пионерскую смекалку и смотались в ближайшую деревню, где на рубль купили 100 коробков спичек, быстренько превратив их в горелые и сдав оторопевшему директору лагеря шесть тысяч горелых спичек.

После уборки территории наступала пора завтрака… Кстати, кое что о завтраках, обедах и ужинах в пионерлагерях.

В каждом лагере, из тех, что я посещал, кормили по разному. Лучше всего кормили в пионерлагере комбината питания «Новоарбатский». Там кормили просто на убой – суточная норма стоила около 3 рублей с чем-то. Даже несколько раз за смену давали красную рыбу, красную икру и один раз – чёрную. В других лагерях суточная норма довольствия колебалась значительно ниже – от полутора до двух рублей. Ну и, понятно, обходились без икры и красной рыбы. Опять же, на качество питания влияла не только стоимость путёвки (и, соответственно, стоимость суточной продуктовой нормы), но и качество поваров. Как я уже говорил, в тех лагерях, куда ездил я, работали повара из КП «Новоарбатский», то есть повара из ресторанов и кафе. Так что в общем и целом кормёжка была нормальной. Но я слышал рассказы о просто жуткой еде. Видимо, поваров в такие лагеря находили в каких-нибудь столовках и привокзальных буфетах. Ну и результат… Может быть кто-нибудь из моих читателе поделится воспоминаниями на этот счёт?

Вот о каком нюансе в этой связи хочется сказать. Качество лагеря напрямую зависело то богатства предприятия, которое этим лагерем владело. Например, на второе месте по качеству из тех, что посетил, я ставлю лагерь «Берёзка», который принадлежал ГИРЕДМЕТу (Государственный институт редких металлов). Там были кирпичные (белого кирпича) корпуса со всеми удобствами внутри, огромная, хорошо оборудованная территория и т.п. Самым плохим был лагерь КП «Новоарбатский». Вы спросите: как же так, кормили там лучше всего, а сам лагерь был убогим? На это я отвечу, что тут надо знать некоторые нюансы советской жизни.

Если взять СССР 70-х годов, то никто бы не удивился, что работники ресторанов и кафе, которые входили в Комбинат питания «Новоарбатский», жили в плане питания несколько лучше, чем, скажем, работники завода имени Лихачёва. Что не удивительно – деликатесы, к которым имели доступ работники ресторанов и кафе, были в СССР дефицитом, что неминуемо рождало спрос на «чёрном рынке» и все, связанные с этим теневые перемещения капиталов. Работники ЗИЛа к такого рода дефициту доступа не имели. Но зато в плане официальной прибыльности, ЗИЛ в разы превосходил не то что КПН, но наверное и весь трест столовых и ресторанов города Москвы. Это моё вольное допущение, но мне кажется, оно близко к истине. Поэтому сам по себе пионерлагерь ЗИЛа был очень богатым в плане основных средств (корпуса, площадки для игр и т.п.), но вот в плане продуктов питания – ситуация была не такой радужной. Ну советская специфика, словом.

К слову, самая мерзкая еда, которую мне доводилось пробовать, была в пионерлагере КГБ СССР в Бердянске. Но это были не происки «кровавой гэбни», глумившейся над пионерами (которые, собственно, в основном были детьми сотрудников). Всё дело в том, что в Бердянске (который на Азовском море), чрезвычайно гнусная по вкусу водопроводная вода. Отчего вся пища, особенно супы и компоты, носят на себе следы этой бердянской воды. Помню, когда мы подъезжали к Бердянску (это был единственный раз, когда в пионерлагерь я ехал на поезде), толстенная добрая проводница увещевала вас: «Пейте хлопчики, пейте сейчас, а то в Бердянске вода дюже поганая». И даже могущественный Комитет ничего с этим поделать не мог. Так все и кушали супы, которые по вкусу были такими, словно в баке, в котором суп варился, растворяли по куску мыла каждый день.

А что до качества лагеря, то пионерлагерь КГБ СССР с большим отрывом занимает первое место в моём табеле о рангах. Причём, по всем показателям сразу. Но об этом чуть позднее.